Хризантема - [75]

Кто проследит, чтобы обувь посетителей была аккуратно расставлена у входа в храм? Отец, хоть и был совсем стар, не упускал из виду ни одной мелочи… Зимой основная часть доходов храма поступает из новогодних приношений, и нужно, чтобы у людей оставалось приятное впечатление от визита. Постоянные прихожанки, конечно, помогают, но в праздники на них полагаться трудно, в это время у всех дел выше головы. Как и у нее самой… Кэйко вздохнула. И как только покойной свекрови удавалось еще и утренний домашний прием на Новый год устраивать!

Доктор Итимура снова взглянул поверх газеты и озабоченно сдвинул брови.

— Все думаешь о Мисако? — спросил он, переворачивая страницу.

— Нет, — снова вздохнула Кэйко. — Вспоминаю, что нужно сделать до Нового года.

— Слишком уж ты волнуешься… О храме, наверное? Пусть Тэйсин-сан займется всеми делами. Он справится, я уверен. Вспомни, твой отец всегда доверял ему, почему же ты не хочешь?

Кэйко с улыбкой кивнула.

— Наверное, ты прав. К тому же люди поймут, если в первый раз без отца все пройдет не слишком гладко… А через год Тэйсину уже будет на кого опереться. Летом я собираюсь подыскать ему в жены хорошую деревенскую девушку. Старейшины тоже так считают: настоятель должен иметь семью. Храм слишком долго оставался без женской руки. Ну, как тебе мой план?

— Замечательно, — улыбнулся доктор Итимура. — Тогда и я смогу чаще видеть собственную жену.

Письмо явилось неожиданностью для дзэнского монаха. Он не сразу понял, что хотел сказать Тэйсин, и, лишь перечитав несколько раз, задумался. Да, действительно, поскольку отсутствие уха — дефект очень редкий, старожилы Сибаты вполне могли помнить несчастную девушку. Высокий монах сразу кинулся в канцелярию храма звонить Мисако, удивляясь, почему она сама не сообщила ему столь поразительную новость. Посмотрев номер в своей черной записной книжке, он набрал его и вскоре уже разговаривал с госпожой Имаи.

— Простите, — неуверенно произнес он, боясь, что не расслышал, — вы сказали, что Мисако-сан больше здесь не живет?

Матушка Имаи очень нервничала и говорила уклончиво. Да, она прекрасно помнит монаха из дзэнского храма, который присутствовал на похоронах… Такого, раз увидев, не забудешь, добавила она про себя. Нет, сейчас она затрудняется объяснить, почему Мисако не живет дома. Телефон? М-м… пожалуй, она может его дать. Сейчас невестка остановилась у подруги где-то в Токио.

Кэнсё, смущенный и растерянный, тут же набрал продиктованный номер. Было десять часов утра, никто не отвечал. Он позвонил днем, потом вечером… В девять тридцать ответа по-прежнему не было.

На следующее утро после медитации, завтрака и обычных утренних дел он снова уселся за низкий столик в канцелярии и набрал номер, который уже выучил наизусть. На часах было семь. После пятого или шестого гудка в трубке послышался заспанный голос Мисако.

— Мисако-сан? — обрадовался монах. — Здравствуйте, это Кэнсё, священник из Камакуры. Прошу прощения, что звоню так рано, наверное, я вас разбудил…

— О, Кэнсё-сан! Ничего, все в порядке… Как вы узнали этот телефон?

— От вашей свекрови, — объяснил он. — Она сказала, что вы гостите у подруги…

— Совершенно верно.

— Вот как… — Он не знал, что сказать. Судя по тону, Мисако явно была не расположена обсуждать эту тему.

— Дело в том, Кэнсё-сан… — замялась она. — Я лучше потом вам расскажу, не по телефону.

— Да, мне бы очень хотелось встретиться, — признался он.

— До Нового года у меня очень много дел на работе… Камакура ведь совсем недалеко, чуть больше часа на поезде. Я могла бы посетить ваш храм во время праздников.

Кэнсё задумался.

— К сожалению, у меня появится свободное время только третьего января, — сказал он, вспоминая расписание поездов. — Днем вас устроит?

Договорились, что он встретит ее на станции в Камакуре в час двадцать пять.

— Вы пообедаете в храме? — спросил Кэнсё.

— Спасибо, с удовольствием.

— Очень хорошо, я договорюсь.

— Спасибо.

На том разговор и окончился. Совсем короткий разговор. Мисако, как показалось Кэнсё, была не очень-то расположена беседовать. Видимо, он все-таки позвонил слишком рано. Про письмо Тэйсина и удивительную новость так и не удалось упомянуть, а ведь для этого он, по сути, и звонил.

Продолжая держать руку на телефонной трубке, монах долго еще сидел на татами перед низким столиком и размышлял.

Что-то случилось. Почему она не живет с мужем? В памяти всплыло красивое лицо, белоснежная накрахмаленная рубашка, золотые запонки. Кэнсё скрипнул зубами, вспомнив о своих муках ревности. Он тогда сбежал из Сибаты, даже не простившись с Мисако…

Худое костлявое лицо его еще больше помрачнело. Обхватив голову руками, он застонал, повторяя вслух имя любимой и не замечая за спиной молодого священника, который наблюдал за ним с радостной ухмылкой.

— О, Мисако! — насмешливо передразнил тот. — Кто это, О-Мисако? Небось, хорошенькая?

Уши у долговязого монаха вспыхнули. В другой раз он бы лишь смущенно почесал голову, улыбнулся и вышел, но теперь его замешательство не знало границ. Утешало лишь то, что непрошеный свидетель был коллегой и другом, давно привыкшим к его странностям.