Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды) - [128]

Другая гурьба, растянутая на милю, если не больше, стояла выше, за лощиной, на поле. Белые полотнища, турьей кожи щиты, дубины, багры, пращи. Корнила не знал, что они готовятся нападать. А если б даже и знал – не поверил бы.

От мужицкой гурьбы отделились и начали спускаться по склону Фаддей и Иуда. Кричали что-то. Панское войско замолчало, и тогда Корнила понял: ярильщики.

– Эй, косоротые! – горланил Ляввей. – Эй, гродненцы-грачи! Смола черномазая! Задница шилом! Святого отца на хряка обменяли!

Оскорбления были общеизвестными и потому страшными. Цепь обороняющихся взорвалась яростью.

– Хамы! – налившись кровью, кричали оттуда. – Мужики! Головы лубяные!

– Паны! На соломе спите – зубами чухаетесь!

И тут страшный, нездешний вопль оборвал перебранку.

– Босяки! – кричал Раввуни. – Чтоб вы, как свиньи, только мёртвые в небо глядели, чтоб вы, как светильники, каждое утро угасали, чтоб вы всегда пустыми были, как собачья миска у дрянного хозяина, у собаки этой, Жигмонта!!!

– Иудей, – сказал кто-то.

– Эй, – издевательски бросил Корнила. – Почём земля горшечника?!

– Тебе таки это нужно знать, если уж Христа продать собрался.

Кое-кто в железных шеренгах опустил голову. И тут Ляввей сделал то, что переполнило чашу терпения. Он протянул руку, и на ладони его неведомо откуда появился зайчонок. Он отпустил зверушку, и та лупанула вдоль поля – спасаться.

– Вот! Займите у него мужества!

Корнила взревел и подал знак. Войско спустилось в широкую лощину. Сочно зачавкало под копытами коней. Перед железными лежало большое поле, и по нему скакали к войску два всадника в лёгких кольчугах с пластинами и наплечниками – Братчик и Фома.

– Гай! Гай! Давай двоих на поединок!

Корнила, крякнув, глянул на сотника Пархвера:

– А?

Пархвер кивнул.

Братчик на белом коне с лёгким мечом да Фома на рыжем крутились перед ними, дразнили. Ждать долго не пришлось. Навстречу им помчались Корнила и на грузном битюге великан Пархвер. Конь Корнилы был вороным, Пархвера – вороной с белыми полосами, гривой и хвостом.

Угрожающе были нацелены копья, верещала и колотилась под копытами земля. Конники неслись, тяжёлые и страшные, как бронтозавры, на конях, закованных в сталь.

Братчик увидел, что конские ноги выше бабок в чулках грязи, и подмигнул Тумашу:

– Пусть постоят остальные, пока мы тут драться будем.

Ярилыцики потихоньку ретировались, и никто их за это не осуждал. Они своё сделали, пришёл черёд более серьёзного дела.

Горы железа летели на мужицких бойцов, и в рядах защитников города триумфально завыли, заулюлюкали. Ясно было: конец. В одном Пархвере сажень и шесть дюймов. И тут случилось неожиданное. Когда железные были уже совсем близко, Тумаш и Христос поставили коней на дыбы, повернули их в воздухе и шенкелями заставили сделать скачок в сторону.

Две горы с разгона промахнули мимо них. Юрась же умудрился догнать Корнилу и плоскостью меча ляснуть его по железному заду. Загудело. Захохотало мужицкое войско. Разозлённый Корнила попробовал сделать то, что не дозволялось и было ошибкой: через плечо, как палкой, огреть противника копьём. Юрась перехватил оружие и, вырвав, бросил на землю.

Корнила схватился за меч. Теперь, когда он лишился копья и не мог уже разить противника издали, тяжеловесность его из преимущества превратилась в недостаток. Теперь он оказался в проигрышном положении: мечи были равной длины, а враг двигался куда проворнее. Оставалось надеяться на непробиваемый миланский панцирь.

Две пары воинов дрались среди поля, и тысячи глаз глядели на них.

– А ну, а ну, – подзадоривал Фома. – Дав-вай, собачья кость. Где уж тебе!.. Мы… от Всеслава.

– Я сам… от Всеслава, – хрюкал Пархвер.

– От хорька ты, а не от Всеслава. От хоря и свиньи.

Пархвер сильно потел. Но Фоме приходилось тяжелей. Несмотря на большую силу и вес, перед сотником он был мелковат.

– Хам!

– Сам хам!

Лязгали мечи. Рассветные лучи сверкали на латах. Всё это напоминало весёлую и жуткую игру.

– Держ-жись, Христос.

– На тебе!

– Ы-ых! – отбил удар меча Корнила.

– Хорошо, что ты стрелу вытащил, – скалил зубы Юрась. – Несподручно было бы с ней… на… коне.

Неистово звенели мечи. Корнила шумно выдыхал и ругался.

– Шутишь грубо, – бросил Христос. – Мозги у тебя куриные.

– Верному мозги… без надобности.

– Так я их тебе сейчас… совсем вышибу.

Неуловимым выпадом он отбил меч Корнилы и ошеломил тысячника. Тот крутнулся и грузно, тяжко ахнулся о землю. Не мог подняться. Юрась склонился, подхватил с земли копьё и поднёс острый конец к груди лежащего. Войска ахнули.

– Держись, – сказал Христос. – Вставай.

Корнила встал и криво пошёл, сам не зная куда. Железные ещё подались вперёд – помочь вождю, спустились почти все в лощину. Из их рядов показались пасти канонов. Их тянули, и колёса по колодку вязли в земле.

Юрась несколькими толчками копья направил Корнилу в нужную сторону и стал глядеть на Тумаша. Тот бился отчаянно, но удары великана были страшными – двуручный меч Тумаша каждый раз отлетал за спину.

Корнилу наконец оттащили к своим. Он, придя в себя, кричал, приказывал что-то. С ним спорили. И всё же с его стороны внезапно рявкнул один канон: месть двигала тысячником.