Христос не еврей, или Тайна Вифлеемской звезды - [37]
Следует обратить внимание на перевод в авторизованной версии Нового Завета. В том переводе «Ты говоришь это» слово «это» добавлено, и его нет в оригинале греческого текста. Глагол может быть использован или как переходный, или как непереходный, и имеет больше смысла выбрать последний вариант, особенно когда не упоминается прямое дополнение. Если бы «это» было в тексте, оно, по-видимому, означало бы, что Христос выразил притязание на то, чтобы быть Царем Иудейским, и Его ответ предполагал бы, что Пилат соглашался с этим. Если бы это было так, Пилат был бы оправдан за причисление Его к бунтовщикам, выступающим против римских властей, на основании Его признания. В этом случае Пилат немедленно приговорил бы Его к смерти. Но, напротив, он сообщил евреям: «Я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лк. 23:4). Таким образом, логика событий, как и литературная передача слов, требуют адекватного перевода, а именно «Ты говоришь», и как следствие — «Мне нечего сказать». Это был ответ покорности судьбе. Еврейская толпа вместе с Синедрионом уже приговорили Его к смерти, а ускользнуть от римлян означало бы, возможно, как описано в Талмуде, еще худшие страдания в руках еврейской толпы.
Итак, суд Пилата был всего лишь формальностью. «Суд Линча» в лице верховного духовного лица уже приговорил Христа к смерти, и он потребовал от сопротивляющегося шерифа в лице Пилата, чтобы Христос был казнен законным образом. «Они боялись народа», — сообщают нам и имеют на то серьезные основания, так как среди толпы было много последователей Христа. Кроме того, если бы возникло народное неодобрение среди масс, это могло еще больше смутить римлян остерегающихся обвинений в этом деле. Пилат колебался, старался уклониться от принятия решения, предлагая взамен настоящего преступника. Но первосвященник не соглашался: очевидно, в глазах народа преступник в качестве жертвы не был равноценной заменой, так как Каиафа, как говорится в Евангелиии от Иоанна, заявил, что «было бы целесообразно, чтобы один человек умирал за народ». Означает ли это, таким образом, «ритуальное убийство», в практике которого евреев обвиняют до сегодняшнего дня? Выглядит это именно так.
Люди, имеющие дурные намерения, приходят в особую ярость, когда слышат упреки, касающиеся праведной жизни. Формальная праведность, возведенная в ранг обязательного закона, была единственным ее проявлением, которое знали эти сатанисты синедриона. Их оскорбленное достоинство не могло вынести упреков со стороны незапятнанной жизни, которая, по контрасту с их собственной жизнью, обнажала их лицемерие. Отсюда их неоднократные отчаянные усилия, предпринимаемые с целью «подставить» Его. И после многих неудач они отыскали пару клятвопреступников, давших такие показания, которые были нужны Каиафе. Лучший ответ на клевету — молчание. И Христос сохранял молчание до тех пор, как сообщает нам Евангелие от Матфея (26: 63), пока Каиафа не сказал Ему: «Заклинаю Тебя Богом Живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» (Мф. 26: 63). Тогда Христос точно и спокойно ответил, хотя и осознавал, что, поступая так, Он обрекал себя на смерть. Потому что местная верховная власть требовала, чтобы Он признался, и Он не мог избежать вопроса, даже если бы хотел. До тех пор, пока, как у Пилата, допрос касался политики, Он мог молчать. Но он не мог промолчать в ответ на вопрос, заданный Каиафой, этого убийцы в душе. Если бы, как это и произошло, Он не встретил этот вопрос мужественно и честно, ожидая после этого верной смерти, Он не сказал бы на Кресте несколькими часами позже «Свершилось». Он не объявил Себя мессией, чего ждали евреи, и таковым Он действительно не был. И Каиафа не спросил Его, был ли Он еврейским мессией. Было бы глупо, не ведая о Его духовной миссии, спрашивать этого Учителя, этого Целителя, лечившего больных, хромых, слепых, прокаженных, был ли Он прославленным военачальником, которого ждали евреи для того, чтобы разгромить завоевателей-римлян. Каиафа сформулировал свой вопрос достаточно хорошо, зная прямоту Христа, он провоцировал Его на определенный ответ. И он его получил: «Ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мф. 26: 64). Тогда после лицемерного изображения оскорбленной святости первосвященник умышленно извращает этот вопрос, превращая его в политическое обвинение, которое и представляет Пилату. Каиафа — идеальный пример талмудиста-еврея. И все же Пилат выходит из положения и пытается перенести груз решения на правителя Галилеи, Ирода, который как раз находился в то время в Иерусалиме. Но Ирода не так легко было поймать подобным образом, так как, хотя обвиняемый был галилеянином, обвинение было в юрисдикции иерусалимских властей. Поэтому Пилат, несмотря на все свои колебания, на свое открытое заявление: «На Нем нет вины», на мольбы жены: «Не делай ничего Праведнику Тому» (Лк. 27: 19). Пилат, слабый и нерешительный, капитулировал перед еврейской толпой, возглавляемой синедрионом и первосвященником, подобно тому, как шериф, объявивший о невиновности заключенного, освобождает его, чтобы его казнили не законно, но будто бы по закону.
