Христианские рассказы для детей. Выбор - [2]

— Похоже, это он мстит нам,— устало вздохнул отец.— Ну что ж, Бог ему судья. Проживем как-нибудь до весны...

Наступившая зима была необычайно холодной. Ртутный столбик, бывало, падал ниже сорока. На сердце у меня было так же холодно, неуютно и мрачно. Казалось, огромная ледяная глыба придавила меня и не отпускала ни днем, ни ночью. Не один раз просил я у Бога прощение за непослушание и самонадеянность, но облегчения не получал. Часто мне казалось, что вот-вот кто-то откроет мой ужасный секрет. Грех разделил меня с родными, я не мог смотреть им прямо в глаза и в конце концов замкнулся в себе.

«Летом буду работать больше всех! — успокаивал я себя, мечтая этим загладить вину.— Накошу сена много-много!» Костры я уже не жег. К огню у меня появилось неистовое отвращение.

Наступила весна. А у меня в душе по-прежнему царил холод и мрак. Все мои решения хоть как-то загладить вину не приносили мне мира и покоя. Без особой радости я наблюдал, как в лесу появились огромные проталины, как расцвели подснежники, а потом мать-и-мачеха и медуница.

Закончился учебный год. Я перешел в восьмой класс.

— Вот и лето наступило,— как-то за обедом сказал отец, щурясь от бьющего в окно яркого солнца.— Самое трудное осталось позади. Слава Богу, пережили нелегкое время! А нынче трава хорошая... Недельки через две можно отправляться на сенокос.

Я не мог дождаться предстоящей работы и действительно готов был гору своротить, только бы искупить тайное преступление.

И вот сенокос начался. Я работал, как мне казалось, больше всех. Коса жужжала и пела в моих руках. После каждого взмаха на землю ложилась ровная зеленая полоса. Терпкий запах свежескошенной травы приятно щекотал ноздри. Я выкашивал отдельные огромные поляны и каждый день подсчитывал, сколько еще нужно сена, чтобы восполнить нанесенные пожаром убытки.

Отец заметил, что я накосил больше всех и похвалил за усердие.

После сенокоса меня еще больше стали мучить угрызения совести: «Ты накосил сена больше, чем сжег? Ну и что из того? Ведь до сих пор все думают, что виноват Спасибин. Ты успокаиваешься, что никто не знает о проступке? Но Бог обо всем знает. Тобой все довольны, хвалят? А на самом деле ты — обманщик».

Незаметно промчалось лето. Я снова пошел в школу, старался хорошо учиться, примерно себя вести. Как-то раз мой классный руководитель, встретив отца, похвалил меня за хорошую учебу и прилежание.

Когда папа рассказывал маме, что учитель доволен мной, я с горечью думал: «На самом деле я не такой хороший. Я обманщик, трус...» Укоры совести становились невыносимыми, я мучился под тяжелым бременем вины. «Надо во всем признаться,— говорил я себе.— Нельзя так жить дальше. Хватит лицемерить! Если Христос придет, я же останусь вместе с грешниками!»

Каждое воскресенье мы всей семьей ездили в город на богослужения. Кроме того, я посещал подростковые собрания. Слово Божье часто касалось моего сердца, и тогда мне казалось, что проповедник, зная, что творится в моей душе, говорит лично для меня.

На одном из собраний пресвитер проповедовал о Божьем милосердии. «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды»,— прочитал он из Библии. Этот стих я знал наизусть, но никогда не задумывался над его значением.

«Бог может простить любой грех, если человек признается в нем и захочет оставить,— говорил проповедник.— Но для этого необходимо исповедать свою вину не только перед Богом, но и перед тем, против кого мы согрешили. Бог прощает кающегося и снимает с него бремя греха...»

От этих слов у меня замерло сердце. Тревожные мысли с новой силой нахлынули на душу: «Сколько ты будешь мучиться? Разве ты не устал от непрестанных угрызений совести? Не откладывай, сегодня же признайся во всем, и Бог освободит тебя...»

Я понимал, что так жить дальше невозможно, а признаться не было сил. В памяти снова и снова всплывало все, что я так старательно скрывал от родителей. По дороге домой я не мог забыть услышанного на собрании и от внутреннего беспокойства не находил себе места.

После ужина, когда все собрались на молитву, я дрожащим от волнения голосом спросил:

— Помните, в прошлом году у нас сгорело сено? Все молчали.

— Это я его поджег, а не Спасибин... Я там... около стога разводил небольшой костер... потом потушил, а где-то, наверно, осталась искра, и стог загорелся. Простите меня...

Стало тихо-тихо. Слышалось только равномерное тиканье больших настенных часов. «Что сейчас будет?!» — переживал я, чувствуя, как колотится сердце. Все молчали. Но я уже не мог молчать. Не стыдясь слез, я упал на колени и стал просить прощения у Бога. После меня молились родители. Они благодарили Бога за то, что Он коснулся моего сердца и дал мне покаяние.

От гнетущего бремени, которое тяготило мой дух, не осталось и следа. Глаза моих родных светились радостью. Напрасно я столько времени обманывал себя, думая, что, узнав о проступке, меня никогда не простят, возненавидят. Как глубоко я ошибался!

— Это для всех нас хороший урок,— сказал отец, когда я подробно рассказал, что пришлось пережить после пожара, сколько мучений причинила мне моя вина.— Никогда не носите в себе тяжелый груз тайных грехов. Не откладывайте исповедания. Время никогда не снимет тяжесть и не смягчит вину. Бесполезно успокаивать совесть разными обещаниями или пытаться загладить грехи добрыми делами.