Хрестоматия по патопсихологии - [11]

Правда, очень часто эти функции действуют и развиваются параллельно, но все-таки они не тождественны. Активная апперцепция есть приведение психических актов в наиболее ясный пункт сознания, а направляющая функция разума есть более широкая и более глубокая деятельность, заключающаяся вообще в сочетании идей, чувствований и стремлений по определенному направлению. Эта деятельность присуща человеческой организации; она есть результат специального дифференцирования физиологических отправлений нервных центров человека; она обусловливает образование понятий, она обусловливает гармонию высших проявлений разума. Ее деятельность может быть и ниже уровня сознания. Конечно, активная апперцепция пользуется этой общей и глубокой функцией: для приведения психических актов в ясный пункт сознания необходимо, чтобы была возможность активного, произвольного сочетания идей (а именно это и происходит при активной апперцепции); но это только одна часть деятельности направляющей функции ума. Правда, это часть очень важная не только по своему непосредственному значению для ясности сознавания, но и потому, что этим путем дается возможность не только направлять ее для тех или других целей сознания, но и стимулировать и развивать ее. В произвольном внимании, обращенном на то или другое, мы имеем способ концентрировать физиологические функции именно на этой направляющей деятельности и тем имеем возможность упражнять ее, усиливать и развивать. Отсюда - величайшее значение дисциплины активного внимания для каждого человека, отсюда и то, что даже люди очень даровитые, с обширным запасом направляющих сочетания импульсов должны много и активно работать, чтобы их сила не растрачивалась попусту. Насколько активное внимание увеличивает проявление этой силы, можно видеть на той же Маше, которая была предметом этого очерка. У Маши функция, управляющая сочетаниями логическими, крайне слаба; проявления ее деятельности чрезвычайно немногочисленные, но мы видим, что и у нее под влиянием тех стимулов, которые возбуждают у нее, хотя бы на короткое время, активное внимание, является усиление процесса сочетаний по смыслу, являются, хотя очень небольшие, проявления этого процесса в виде смутного сознания какой-то цели, в виде послушания, хотя и недостаточно осмысленного, а иногда даже в словах, наводящих на мысль о существующей, хотя и слабой, разумности.

В заключение я должен прибавить, что признание существования функции, заключающейся в направлении сочетаний по определенному плану, который может быть назван разумным, кажется для многих уступкой метафизическим воззрениям. Но я совершенно не согласен с этим. Разум человека не есть что-то метафизическое, это такое свойство психической деятельности человека, с которым мы имеем дело на каждом шагу. Правда, мы не можем еще дать этому понятию точного определения, но нам постоянно приходится делать различение того, что разумно и что неразумно, следовательно, непосредственное понимание того, что такое разум, у нас имеется. Для разума как свойства нормальной человеческой организации мы должны предполагать и субстрат, и механизм, и вот для уяснения этого механизма является почти необходимым предположение направляющей сочетания функции. Лишь определение сущности того направления, по которому должны происходить различные сочетания, ставит нас лицом к лицу с некоторыми метафизическими воззрениями, но и оно еще не вводит нас в их область, так как здесь мы и останавливаемся, ограничиваясь в этом определении простой символической формулой: мы говорим, что понятие разума и смысла (когда говорят об осмысленных сочетаниях) уясняется больше всего представлением о нахождении этим путем единого во множестве. Несмотря на кажущуюся метафизичность этой формулы, она, однако, не может считаться таковой, потому что является выражением результатов эмпирического исследования и выводом, сделанным из анализа множества пррявлений душевной жизни человека.

Но если предположение существования направляющей функции разума и не есть предположение метафизическое, а результат наблюдений и опыта, тем не менее оно все-таки остается только предположением, с которым далеко не все психологи-эмпирики могут согласиться. Ввиду этого и всякий факт, который может нам уяснить значение этой функции и тем более подтвердить существование ее, имеет неоспоримое значение. К таким фактам принадлежат, по моему мнению, и данные, добываемые изучением микроцефалов.

П. Б. Ганнушкин ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ [4]

...Мы можем установить следующие основные клинические признаки, определяющие эту группу явлений. Первый признак состоит в постоянстве, прирожденности известных психических особенностей у представителей этой группы людей; второй - состоит в том, что эти особенности отражаются на всей душевной жизни субъекта; наконец, третий - в том, что эти особенности таковы, что при их наличности индивидуум должен рассматриваться как находящийся на границе между душевным здоровьем и болезнью. Эти индивидуумы, находясь на свободе, резко отличаются от обыкновенных, нормальных людей; оказавшись же - добровольно ли или вследствие столкновений с законом - в специальном заведении для душевнобольных, они точно так же резко отличаются и от остального населения этих учреждений...