Хранитель замка Хэккет - [3]

Откуда свет раздробленный струится

Сквозь древние щербатые бойницы.

Как разграничить душу с темнотой?…[1]

Двадцать поколений женщин Кирванов ткали дивные гобелены с дамами, рыцарями и чудовищами, двадцать поколений мастеров вырезали для господ мебель с пузатыми ангелочками и воинственными единорогами. Сэр Мэтью Кирван защищал королевство на море и привез в замок золотую маску неведомого божка — когда люди не видели, божок скалил желтые зубы и клянчил у Апельфера кровушки. Нет, мисс, он вас не укусит. Леди Шиннед Кирван была принята при дворе, и некий принц подарил ей отделанное аметистами зеркало — полюбуйтесь, любая девица в нем видит себя красивой. Старый Патрик Кирван прославился тем, что не мог усидеть на стуле — под тяжестью хозяйского зада ломались любые ножки. И хозяйка, леди Маргарет, заказала для него кресло из огромного пня — мощно не правда ли?

С Черной башни видны приморские скалы. Говорят, там в ноябрьские ночи можно услышать пение селки — тюлени-оборотни собираются, чтобы отметить приход зимы. В Горелой башне живет призрак веселой хозяйки замка — устав от бесконечных капризов старого мужа, она утопила рогоносца в бочке с мальвазией. Не волнуйтесь, мисс, призрак безобиден, он пугает только мужчин. Из Белой башни открывается вид на яблочный сад — особенно хорош он в апреле, когда яблони примеряют розовые наряды. Хотите осмотреть и сад тоже? Извольте.

Шиповник давно созрел, но кое-где в колючих ветвях проглядывали запоздалые остренькие бутоны. На большом валуне грелась семейка ящериц — случайные посетители не спугнули их. Хмельной запах яблочной падалицы и бурой листвы кружил голову. Над чашей родника танцевали желтые бабочки. Древнее волшебство все еще жило в корнях.

— Помилуйте, сэр, как здесь чудно! Обычно англичане приводят сады в идеальный порядок, стригут газоны под ноль и убеждают деревья стоять по стойке смирно. Никакой первозданной дикости, никакой тайны. А у вас — просто сказка!

— Спасибо, мисс, приятно слышать, — скромно произнес Апельфер.

Девица легко вскочила на камень, встала в позу и продекламировала:

— Я знаю грядку, где цветут в избытке

Фиалки, дикий тмин и маргаритки

И где кругом густой шатер возрос

Из жимолости и мускатных роз.

Титания там любит спать порой,

Укачанная пляской и игрой;

Там часто кожу сбрасывают змеи, —

Удобнейший ночной покров для феи…[2]

Знаете, сэр, если где-то в старой доброй Англии уцелели эльфы, то они живут в вашем саду.

— У вас богатое воображение, Элли! Немногие могут похвастаться таким даром.

Девица заметно смутилась, в легком запахе пота вдруг проступила цветочная нотка. На мгновение Апельфер прикрыл глаза. Так и есть — толика нашей крови, разведенная до неузнаваемости.

— Откуда вы приехали, Элли? Одеты вы как чужачка и выговор странный.

— Из Огайо. Знаете, где это? В Америке, за океаном. У нас в прерии эльфов никогда не водилось, но мать читала мне сказки — про Пака и Основу, про волшебные холмы, про кавалькаду охотников и охотниц, что каждую осень проносится по дорогам.

— Чтобы похитить сердца тех смельчаков, кто рискнул ночью выбраться в лес, согласился выпить цветочный нектар и отведать волшебные сласти, приготовленные самой королевой. Девицы порой возвращались к людям с младенцами на руках, юноши возвращались бородатыми мужами, а жадные глупцы — охотники за сокровищами — не возвращались вообще.

— Эльфы убивали их?

— Нет, Элли. Без крайней нужды ни один Дана Ши не отнимет чужую жизнь — но мы… они способны запутать в чащобе или вывести на хищных зверей и оставить несчастного на милость судьбы и его пришлого бога.

— А девицы не жалели о своей участи?

— Жалели — ведь возлюбленные бросали их, стоило утратить свежесть юности. Зато дети получались красивыми и здоровыми, наделенными редкостными талантами.

— Одинокая жизнь — за месяцы или недели счастья?

— За возможность открыть сердце и разум, погрузиться в вихрь настоящей игры, отвечать на незаданные вопросы. Людские страсти для ши — как для вас вино, мы наслаждаемся вашей яростью и восторгом, слезами и смехом. Немногие способны подняться вровень, переставлять фигуры в игре Дворов, а не двигаться по повелению чужих пальцев. Немногие видят невидимое и ощущают прекрасное.

— Прекрасное?

— Арфу со струнами из дождевых струй. Отражение падающей звезды в чаше тихой лагуны. Лебединую стаю, что кружит над родными лесами перед отлетом. Первую ноту новой флейты, голос, которого никто никогда не слышал. Знаете, как она звучит?

Задумчивая Элли помотала головой. Впервые за много лет Апельфер протянул ладони в воздух — и смог призвать инструмент. Музыка звучала негромко — так варакушка поет над гнездом, так шуршат, распускаясь, лепестки чайных роз, так первый весенний дождь бьется о сонную гладь пруда и капли тают в воде.

Словно зачарованная Элли скинула обувь и начала танцевать. Люди движутся скудно и скупо, подчиняясь правилам и рисункам. Девица носилась стрекозой между корявых стволов старых яблонь, кружилась кленовым семечком, отталкивалась от камней и ветвей, обнимала землю и гладила опавшие листья. Ши почудились белые крылья, трепещущие за спиной — мнится, мнится.