Хранитель - [5]

Как только я вышел из флаера и вступил в бледно-лазурный туман, клубившийся у входа в пещеру, лежавшую передо мной, я начал догадываться о происходящем, и меня охватил стыд. Сквозь неровные пласты редеющего тумана я различил несколько тел, лежащих на полу. Вероятно, в одном из них еще теплилась жизнь, и антропометр регистрировал наличие человеческого разума. Я обошел пещеру, и второго выхода из нее не обнаружил.

Я вернулся в Музей за необходимым оборудованием. Дезактивировав лазурный бериллитовый туман у входа, я осторожно вошел внутрь.

Внутреннее убранство пещеры свидетельствовало о том, что ее оборудовали как удобное укрытие, хотя теперь все было сломано и находилось в полном беспорядке. Кому-то из них удалось добыть активатор и необходимое количество необработанного бериллита, который именно вследствие отсутствия формы обладал такой же стабильностью структуры, как водород или кислород, — если сравнение с химическими веществами уместно для иллюстрации идеи отрицательного силового поля. Бериллит был активирован у входа в пещеру и превратился в своего рода завесу, а потом последовал взрыв. Но так как активатор продолжал работать, а вход в пещеру оказался достаточно узким, бериллитовая штора продолжала поглощать отрицательную энергию. Но образовавшиеся в ней «прорехи» время от времени пропускали импульсы от находившихся внутри людей, которые и воспринимал антропометр.

У входа лежали три тела: двое мужчин и довольно молодая женщина. Скульптуры, стоявшие вдоль стен, свидетельствовали о том, что эти люди принадлежали к одной из многочисленных религиозных групп Хранителей, возможно к культу «Небесного Пламени». Когда на последней неделе Исхода Утвердители нарушили Крохикское соглашение и заявили, что Утверждение Жизни требует эвакуации с планеты даже всех несогласных с этим помимо их воли, эти люди, вероятно, подались в горы. Оставшись незамеченными во время последнего розыска, они затаились, пока не отбыл корабль. Затем, заподозрив, как и я, что по крайней мере один разведывательный корабль еще вернется, они изучили свойства антропометра и установили, что единственным изолятором является бериллит. К несчастью, им не удалось выяснить о нем все необходимое.

В глубине пещеры судорожно дернулось одно из тел. Это была молодая женщина. Сначала я просто изумился тому, что она до сих пор жива. Все ее тело ниже пояса превратилось в кровавое месиво, видимо в результате взрыва. Она отползла в глубину пещеры, где хранилась пища и вода. Пока я в смятении размышлял — мчаться ли за лекарствами и плазмой в ближайший госпиталь или рискнуть сразу вывезти ее отсюда, она перевернулась на спину.

Под нею оказался годовалый ребенок, которого она прикрывала собой, опасаясь повторного взрыва бериллия. И более того, несмотря на чудовищные мучения, она кормила его.

Я склонился и осмотрел ребенка. Он был страшно грязен и измазан кровью матери, но во всех остальных отношениях совершенно невредим. Я взял мальчика на руки и кивнул, отвечая на немой вопрос, застывший в глазах матери.

— С ним будет все в порядке, — произнес я.

Она тоже попыталась мне кивнуть, но внезапная смерть не дала ей это сделать. Должен признаться, я осмотрел ее с некоторым замешательством: пульс не прощупывался, сердце остановилось.

Я отвез ребенка в Музей и соорудил для него что-то вроде манежа из пустых трубок телескопа. Затем снова вернулся к пещере с тремя роботами и похоронил людей. Готов согласиться, что в этом не было никакой необходимости, но я так поступил не только из соображений аккуратности. Какими бы фундаментальными ни были наши расхождения, мы исповедовали Хранительство. Отдавая последний долг эксцентричности «Небесного Пламени», я в каком-то смысле оставлял с носом Утвердителей вместе с их политикой.

После того как роботы закончили свое дело, я поставил по скульптуре в изголовье каждой могилы и произнес короткую молитву, убедившись в справедливости собственных слов, сказанных неделей раньше, — а именно, что в разгаре жизни мы встречаем смерть. Я даже произнес вполне серьезную проповедь на эту тему, но роботы проявили к моей речи еще меньше интереса, чем олени.

21 мая 2190 года.

Я раздражен. Я страшно раздражен, и вся беда в том, что мне не на ком сорвать свою злость.

С ребенком оказалась масса хлопот.

Я отвез его в крупнейший медицинский музей северного полушария и тщательно обследовал с помощью лучшей педиатрической аппаратуры. Кажется, здоровье у него отменное — так что нам обоим повезло. Что касается его потребностей в пище, то, если они и отличаются от моих, то все равно не представляют никакой сложности. Я получил целую ленту с записью того, в чем он нуждается, и после некоторой возни в Музее Современной Астронавтики обеспечил приготовление и ежедневную подачу необходимой ему пищи. К несчастью, он игнорирует мое устройство, в результате чего отнимает у меня довольно много времени.

Я догадываюсь, почему он не принимает пищу у обслуживающего робота, которого я включил для этого. Вероятно, это вызвано предрассудками его родителей: думаю, он никогда еще не встречался с механическим обслуживанием. Так что ест он только из моих рук.