Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - [149]

Бакаб замолчал.

Черт, подумал я. Каким бы хладнокровным негодяем ты ни был, потеря сына причинила тебе жестокие страдания. Вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?[583] Извиниться еще раз? Нет, я решил, что не стоит. Вместо этого я обещал сделать все, чтобы возместить его потери.

Он ответил:

Ты, который подо мной,

Должен был бы отдать больше, чем имеешь,

Больше, чем двадцать раз по двадцать тун’ов боли,

Больше, чем дети твоих предков.

Извини, подумал я.

Он продолжал.

А еще сыновья 8 Парильщика челюстовали себя.

И сын 3 Далека — тоже после солнца оленьей охоты.

Мне потребовалась целая минута, чтобы сообразить, что это значит: три кровных, которых я отделал во время погони, испытали такое унижение, что каждый из них проколол себе маленькую дыру в подкожной мышце шеи за подбородком, протащил через дыру веревку, вывел ее в рот, связал узлом, потом обмотал вокруг дерева и упал на спину, выломав себе нижнюю челюсть.

И, будто этого было мало, он добавил, что во время моей попытки самоубийства на спуске погиб воин Гарпии, а четверо получили травмы. Один из раненых стал калекой и теперь просит, чтобы его прикончили.

Наверное, и носильщики изрядно пострадали. Но для могущественного вельможи это, конечно, не имело значения. Я хотел объяснить, что прыгнул вовсе не я, а Чакал, но промолчал. Какой смысл говорить, если 2ДЧ все знал. Все равно ответственность за случившееся лежала на мне.

Далее бакаб заявил, что все мои проступки — сущая мелочь в сравнении с тем, что можно назвать религиополитическим ущербом. Ходили слухи, что из-за скандального поведения Чакала на муле заболела Земная Жаба, которая могла бы отделаться легким кашлем, но вместо того с ней случился чудовищный приступ с выворачиванием кишок наружу. Сегодня прибыл курьер с побережья и сообщил, насколько сильным было извержение Сан-Мартина. Как всегда, пессимисты начали судачить о конце света.

Ой-ой, зря я ставил себе в заслугу природную катастрофу. Это оказалось не самой блестящей идеей. Но не могут же все мои проекты сверкать гениальностью!

— Итак, — завершил бакаб свой скорбный перечень, — что ты можешь предложить взамен причиненного тобою зла?

— Я знаю, что еще должно случиться…

— Вроде приступа Земной Жабы? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— 9 Клыкастый Колибри уже предсказывал это солнце два туна назад.

Черт.

— Разве мой прогноз не был более точным? — возмутился я.

Бакаб согласился, да, мол, и он воспользовался им — приурочил оленью охоту к нужному времени. И поинтересовался, что мне еще известно. 2ДЧ волновало, что станется с домом Гарпии после его смерти.

Мне пришлось признаться в полном неведении насчет последнего вопроса, однако я рассказал, что через двадцать пять лет Иш будет заброшен. По крайней мере, большая часть орошаемой земли вернется в дикое состояние. Культурный слой сойдет на нет, здесь не построят новых каменных зданий и памятников.

— А что случится со мной после моей смерти в следующий к’атун? — Он пристально смотрел на меня.

Что? А, он имеет в виду его скелет. Я покачал головой. 2ДЧ не шелохнулся, тон его голоса остался прежним, но я чувствовал: он быстро теряет терпение. «Разве он не в курсе, где его похоронят?» — спрашивал я себя. Я мельком бросил взгляд на его лицо и немного удивился. Я заметил в сверлящих глазах выражение слабости, боли и отчаяния. Он спросил о своем предполагаемом наследнике — 17 Толчке. Оказалось, он не второй его сын, а любимый племянник, которого он отправил в Ошуицу, местечко в современном Белизе, которое в двадцать первом веке будет называться Каракол.

Я не помнил, чтобы имя наследника упоминалось в каких-либо источниках. Как-то не здорово получается, подумал я.

— А будут ли наши потомки кормить нас в наши огни? — Бакаб имел в виду, будут ли сжигать подношения ему и его семье в дни различных годовщин.

Я начал говорить об общем уважении к предкам, сохраняющемся в так называемых традиционных майяских сообществах, о том, что и в самом деле сжигаются дары в дни праздников, но чем больше я разглагольствовал, тем менее убедительно звучали мои слова.

— Что же касается конкретных вещей, — решил я не слишком темнить, — то… если откровенно, твое имя к концу следующего б’ак’туна забудут даже твои прямые потомки, а посвященные тебе надписи будут засыпаны землей и скрыты от глаз на протяжении шестидесяти к’атунов, а потом их очистит и неправильно переведет шайка расхитителей гробниц, якобы ученых с докторскими степенями. На тот случай, если я не вернусь назад, — заявил я, полагая, что это умный ход, — мы можем записать твои свершения и историю всей династии, и я заберу это с собой и позабочусь, чтобы мой народ почтил тебя…

Он звучно втянул воздух. Это было все равно что сказать: «Мы даем тебе наше разрешение заткнуться».

И я закрыл рот.

Он спросил, что произойдет в оставшиеся 256 огней нынешнего туна?

— 10 Нефритовый Дым из К’ан Эша воссядет 4 Дождя 17 Оконечника, — сказал я. — Двадцать три огня спустя он пленит 2 Высекателя Искр из Лакамха. — [Я сделал себе заметку: слишком много имен, сплошная путаница. Вернись назад и объясни, что происходит, черт побери. —