Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - [144]
На женской стороне от 2ДЧ, слева от него, расположились местные, ближе всех к бакабу — простоватый тип в высокой синей цилиндрической шляпе, ответственный за сбор податей в этой деревеньке. Он принадлежал к касте круглодомников — к тем, кто жил в круглых домах, а не в квадратных, построенных для элиты. Несмотря на столь низкое социальное положение, он сумел выделиться. Чакал, конечно же, знал его. Мало того, я (Джед), увидев этого типа, погрузился в ностальгическую хандру, потому что он был как две капли воды похож на Диего Холу, одного из cofradios[577] в моем родном Т’оцале. Тут мало что изменилось — или изменится — с тех пор, подумал я. Рядом со сборщиком податей сидел на земле (циновка ему не полагалась) мой, то есть Чакала, биологический отец — milpero,[578] грубоватый на вид, но удивительно моложавый. У него были гнилые зубы и потертости над бровями от налобной повязки для ношения грузов. Его широкополая соломенная шляпа напоминала пляжную, такие носили в 1960-х. Звали папашу Вак Ч’о, 6 Крыса — типичное имя для крестьянина-круглодомника. Мать Чакала умерла, впрочем, ее смерть не очень его трогала. Хотя женщину так или иначе сюда бы не допустили. Однако не позвали и его братьев. Хм. Чакал смотрел на отца и, возможно, испытывал определенные чувства — любовь, печаль, — но мне ничего, кроме стыда, не передавалось. Вероятно, его эмоции были более специфичными, более… ммм. Ясно. Он волновался, словно перед выходом на сцену.
Со своего места я сумел разглядеть еще двоих. 3 Синяя Улитка, горбун с хрипловатым высоким голосом, стоял справа, довольно далеко от меня. Он облачился в синюю накидку из птичьих перьев и надел невысокий спиральный головной убор, отчего возникало впечатление, что у него есть только голова и рот, как у глубоководных рыб с эластичными желудками. За ручьем, на расстоянии пятидесяти рук, в небольшой рощице худосочных гуав, нес вахту высокий кровный из дома Гарпии.
Трое приготовителей (я их пересчитал, как пересчитываю все) замерли у меня за спиной, а справа, совсем рядом, сидел кто-то, на кого я не должен был смотреть. Может, поблизости находились стражники или носильщики, но уже вне поля нашего зрения.
— Те’еш! — прокричал своим звонким голосом, резанувшим мое ухо, 3 Синяя Улитка. «Ты!»
Чакал вытянулся и замер. Нечто подобное испытал я однажды, когда мне было пятнадцать и какой-то коп громко окликнул меня:
— Эй, ты! Панчо! Который в бабской шляпе! Я тебе говорю — стоять!
2 Драгоценный Череп поднял руку, повернув ко мне ладонь. Это означало, что если мне (Чакалу, конечно, потому что именно он в большей степени владел нашим общим телом) есть что сказать, то лучше сделать это сейчас.
Я воскликнул:
То есть:
Точнее, Чакал заставил нас выкрикнуть это. Пошевелиться он не мог — не потому, что голос действовал на него магически, а по другой причине — Гарпия подчиняется голосу. Но он знал, что с ним собираются делать, и не хотел этого. Он желал, чтобы его убили, уничтожили это тело и меня, чужого, вместе с ним. Чакал не боялся смерти.
2ДЧ опустил ладонь. В просьбе отказано. 3 Синяя Улитка понял, что наступила его очередь, и принялся улещивать нас своим напевным голосом ученого ребенка.
При слове «дерево» я устремил взгляд на рощу гуав за ручьем. На каждом дереве висело несколько старых подношений, но одно из них было разукрашено на славу — все в новых хлопковых лентах, нитях с нанизанными на них оранжевыми ракушками спондилуса, пачками напитанных кровью жертвенных писем. Даже при отсутствии воспоминаний многовековой давности я бы догадался, что это мотц Чакала, его корень, дерево, которое посадили в тот день, когда он родился, или по меньшей мере посвятили ему.
2ДЧ держал ястреба. А как насчет кожи?
Нарушая этикет, Чакал скосил глаза направо. В четырех руках от нас обнаженный подросток сидел на корточках среди цветов в позе просителя, улыбаясь глуповатой блаженной улыбкой, — я понял, что это результат воздействия снадобья, которое дают перед принесением в жертву. Он был моложе Чакала, но, судя по волосам, прошел последнюю инициацию, а потому считался ему ровесником. Вероятно, у них совпадали дни рождения и дни именования, что гораздо важнее, чем возраст. Лицо мальчика напоминало мое собственное, нынешнее, впрочем, черты Чакала я представлял весьма туманно, поскольку смотреть в воду опасался, ибо она являлась частью потустороннего мира, а зеркала здесь встречались редко; поэтому Чакал видел свое отражение лишь несколько раз. Лицевые же татуировки паренька копировали наши: двойные спирали из крохотных точек, расширяющиеся от уголков рта к скулам, кроме того, я заметил свежее клеймо в том же месте над бедром, где у Чакала был большой шрам от удара хипбольным мячом.
