Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - [131]
(32)
Возникло ощущение качки, движения вперед. Я вдохнул горячий застоявшийся воздух и попытался поднести пальцы к лицу, но мои руки были надежно привязаны к бокам. Меня, завернутого в травяное одеяло, несли двое. Похоже, вверх по склону.
Вот они остановились и положили меня на дерн. Я прислушался: 2ДЧ говорил, что пригласил всех собравшихся, искупая тем самым свой промах, и самым быстрым из них предлагает оленя, затем последовали велеречивые извинения и обещание более изысканного празднества в ближайшем будущем. Я глупейшим образом почувствовал неловкость за 2ДЧ и весь дом Гарпии, моих будущих убийц. Меня перевернули четыре раза и вытряхнули из одеяла. В легкие хлынула свежесть. Словно я нырнул в прохладное вино. Я лежал на холстине и смотрел вверх, надо мной сиял яркий свет факелов. Со всех сторон раздавались крики, свист и улюлюканье, которые мгновенно пресеклись, будто по чьему-то знаку. На четыре биения воцарилась тишина, а потом хор высоких умильных голосов пропел: «Мы, которые низко под тобой, благодарим тебя, возвысившегося над нами». Бакабу ответили три-четыре десятка молодых к’иик’ов, в буквальном переводе «кровных». Так называли мужчин, избравших военную стезю. В действительности термин имел два значения: «высокорожденный» — принадлежащий к роду одного из великодомов, и «имеющий выносливое тело» — принятый в военное сообщество благодаря боевым качествам. Обычно это были юноши не старше восемнадцати лет.
Кто-то, оттянув мне челюсть, впрыснул мне изо рта в рот горячую тягучую жидкость — смесь б’алче’, меда, крови и чего-то еще (один из чудодейственных секретных ингредиентов, как догадался я), придававшего этой дряни вкус эпоксидной смолы. Но мое горло настолько иссохло, что я проглотил мерзкое пойло, как изысканный бальзам. Третья пара рук — тоже в проклятых рукавицах — раздвинула мои веки. Левый глаз, все еще опухший, плохо видел, но правый был почти в полном порядке. Кхе.
Три приготовителя хлопотали вокруг меня посередине круга диаметром приблизительно в двадцать рук — точнее, девятиугольника, обозначенного девятью короткими факелами, которые воткнули в недавно обожженный дерн. Мы находились на голой вершине широкого холма — по меньшей мере в двух милях от церемониального квартала Иша. Я увидел еще одну границу, вдоль которой горели приблизительно пятьдесят факелов. Но вечер был безлунный, и я не мог разглядеть, что там, за ней.
Кровные сгрудились полукругом. Я их пересчитал (не с такой скоростью, как раньше мог Джед, конечно) — тридцать один человек. Но потом решил, что всего здесь сорок воинов, потому что майя любили оперировать числом двадцать. В руке каждый из них держал копье длиной чуть выше человеческого роста. Двухфутовый наконечник — но не кремневый, а притупленный деревянный — сидел на обмотанном мехом (у Оцелотов — ягуара, а у других кланов — обезьяны) древке довольно свободно, чтобы его можно было высвободить после удара. Воинское облачение составляли килты из оленьих шкур и широкие хлопчатниковые кушаки — сзади к ним прикреплялись два запасных наконечника для копья. Кровные носили сандалии на каучуковой подошве (такие же, как у меня). Перед ночной охотой юноши умаслили кожу собачьим жиром с красным пигментом, а волосы увязали в тугие косички, которые петлей охватывали голову и спускались на лицо. Более половины кровных отличались тучным сложением, что отвечало моде. Здесь, как в Индии, никто не ограничивал себя в еде, если в ней не было недостатка.
Воспоминания Чакала, вероятно, активизировались — глядя на причудливые рисунки на килтах и боевую раскраску, я понимал, что здесь присутствуют кровные из всех пяти ишианских великодомов. Голени Оцелотов украшали бирюзовые пятна, а у воинов из дома Летучей Мыши-Вампира, находившегося в близком родстве с Оцелотами, но поклонявшегося северо-западу, ноги были испещрены вертикальными оранжевыми полосами. Северо-западный дом Итц’уна, клан Нюхачей, я определил по белым полосам, а дом Макао, который представлял юго-запад и был самым ревностным сторонником Гарпий, — по желтым пятнам. Кровные дома Гарпии — в красных и черных полосах — разминали ноги, размахивали копьями. Отлично, подумал я, даже моя собственная семья будет участвовать в охоте на меня. Я не мог заставить себя посмотреть им в глаза, но Чакал знал кое-кого — судя по его реакции на голоса. Тут происходила этакая шутливая демонстрация значимости, кровные прохаживались с напыщенным видом, щеголяли своими раскрасками и одеяниями, обсуждали меня вслух с преувеличенно профессиональным апломбом, словно скаковую лошадь на ипподроме. «Йимилтик уб’ах б’ак их кох’об импек’йа’ла», — услышал я чей-то голос. «Я возьму себе рога и зубы, а остальное получат мои собаки». Раздался всеобщий смех. Счастливые люди, подумал я. Соль земли.
— Нет, рога возьму я, ты заберешь член, а остальное достанется моим собакам, — запротестовал другой вояка.
Отлично, я, похоже, вернулся в начальную школу. Против воли я принялся разглядывать эти лица, думая, как бы их отбрить. Кровный из Нюхачей, который сделал последнее замечание, наклонился ко мне, надул щеки и скосил глаза, скорчив гримасу один в один с Харпо Марксом.
