Хранитель - [3]

— Так что за аномалии-то?

— Так разные, всех и не перечислишь, а вот, кстати, мы и пришли.

Взору Петра Алексеевича предстало одноэтажное здание, с аккуратно выкрашенными в белый цвет стенами. Три окошка, занавешенные шторкой, были чистыми и ухоженными. Над дверью красовалась надпись: «Краснобогатырская поликлиника».

Захар Аркадьевич и Пётр Алексеевич зашли внутрь. Они оказались в небольшом коридоре. Справа было окошко с надписью «Регистратура», в котором сидела скучающая женщина в белом халате и громко жевала яблоко. Слева была дверь с надписью «Туалет» и стояла лавочка. Прямо же находились три двери: на центральной висела табличка «Коновалов Иван Филиппович — врач», справа от неё была дверь с надписью «Процедурная», а левая дверь была без надписи. Людей в коридоре не было. Из-за двери врача доносились голоса.

— Что же это такое, Иван Филиппович, творится? — слышался старческий голос. — На приём к вам не попасть. А я ветеран труда, я очень старый и больной человек. У меня гипертония, гипотония, сахарный диабет и несахарный. А лекарства, лекарства-то — жуть какие дорогие.

— Дорогая Анна Серафимовна, — отвечал ей голос, по-видимому Ивана Филипповича. — Во-первых, приём я веду исключительно по предварительной записи. Во-вторых, государство вам дало бесплатные бахилы, возможность записи на приём через интернет. В-третьих, государство, между прочим, болеть вас не просило.

— Так ведь нет у нас тырнета, у нас и связи-то нет.

— А это уже частности, Анна Серафимовна. Вот вам таблетка, придёте домой, положите под язык и будете рассасывать, пока все болезни не пройдут.

Дверь открылась, из кабинета вышла дряхлая старушка, смерила мужчин недовольным взглядом и засеменила прочь.

Мэр постучался в дверь и тут же вошёл в кабинет.

— Захар Аркадьевич!

— Иван Филиппович!

Было видно, что мужчины очень рады видеть друг друга, они пожали руки, а затем крепко обнялись.

Иван Филиппович был небольшого роста и плотного крепкого телосложения. На вид ему было лет пятьдесят. Чёрные волосы с сединой на висках, идеально отглаженный белый халат очень гармонично и представительно смотрелись на нём.

— Вот, Филиппыч, это журналист, из самой Москвы, Пётр Алексеевич по батюшке. Худо что-то ему сегодня, никак аномалия подействовала, ты уж посмотри по старой памяти, — произнёс Семёнов, указав рукой на Ручкина.

— Так-так-так, — сказал врач, взглянув на журналиста, — ну, руки на месте, ноги на месте, а голову мы сейчас поправим. С этими словами Иван Филиппович достал из стола бутыль с мутной жидкостью и три стакана.

— Я не буду, — попытался воспротивиться журналист.

— Ты, Алексеевич, доктора-то слушайся, он у нас тут голова, к нему из самой Москвы на консультацию раньше ездили, — произнёс мэр и разлил по стаканам.

Все трое выпили. После чего доктор разлил ещё раз и достал из ящика стола хлеб, кусок сала и варёные яйца.

— Все болезни, они же от чего? — начал говорить Коновалов. — Они либо от нервов, либо от шибко большого ума. Вот раньше, помню, рекламу таблеток целый день по телевизору крутили, да ещё и всякие передачи про здоровье показывали, по интернету люди всё болезни у себя выискивали. А сейчас что?

— Что? — спросил журналист.

— А вот что — больных нет, редко кто зайдёт, палец там порезал или что, все ходят здоровенькие, улыбаются. А всё почему?

— Почему? — спросил вновь захмелевший Ручкин.

— Потому что перестали страдать ерундой. А то раньше ходили, умничали. Насмотрятся по телевизору передач про здоровье и давай ныть, — ответил доктор, разлив ещё по одной.

— Интересный у вас самогон, — сказал журналист, рассматривая наполненный стакан. — Просто термоядерный.

— А то! — произнёс мэр, — Самуил Степанович делает, он у нас мастак на эти дела.

Дальнейшие события Пётр Алексеевич помнил плохо. Помнил, что Иван Филиппович достал ещё одну бутыль, потом они пели песни, потом его везли домой на скорой помощи, с мигалками. Последнее воспоминание — про то, как его положили на кровать и заботливо накрыли одеялом.

День третий Зинка

Открыв глаза, Ручкин первым делом твёрдо решил, что больше пить не будет. Настроение было паршивое, самочувствие тоже. Два дня прошло, а информации с гулькин нос. Он не спеша встал с кровати, вышел во двор, набрал воды из колодца, умылся наскоро. Самочувствие немножко улучшилось. Взглянул на небо — небо хмурилось. Решив, что надо бы прикупить продуктов и зонт, журналист накинул плащ и пошёл искать магазин.

Ручкин неспешно брёл по дороге, с любопытством разглядывая землю. Честно говоря, красный цвет уже раздражал. Спросив у пробегающих мимо ребятишек, где находится магазин, Пётр Алексеевич посильнее запахнул ворот пальто и продолжил свой путь в заданном направлении. Через несколько минут он встретился лицом к лицу с магазином. Это была небольшая одноэтажная постройка с большой красовавшейся вывеской: «Магазин». Вздохнув, Ручкин вошёл внутрь.

В первые секунды Пётр Алексеевич испытал шок. Такого он ещё не видел. Казалось, в этом магазине было всё, но наставлено это всё было так плотно и хаотично, что вызывало, мягко говоря, удивление. Полки были завалены продуктами, консервами, между ними стояли ботинки, кроссовки, галоши. В левом углу возле окна продавались автомобильные шины, на них были навалены рулоны туалетной бумаги, сверху лежали тетради, шапки, носки. В правом углу были накиданы стиральные порошки, туалетная вода, автомобильное масло, сумки, рюкзаки, молотки и даже пара лыж. Это всё то, что бросалось в глаза на первый взгляд, а сколько ещё всего было скрыто в недрах этого сельского супермаркета, одному богу известно.