Хранитель равновесия. Проклятая невеста - [16]

Так, например, наместнику совершенно не нужно задумываться, что кровь ир-Дауда течет не только в мужчинах, но и в госпоже Наргис, прозванной Черной Невестой Харузы. Не стоит ему, пожалуй, знать и то, что весь последний год, пока Арвейд Раэн искал разгадку пророчества, за близнецами ир-Дауд очень внимательно приглядывали самые разные люди, от тайной храмовой стражи ир-Шамси до наемников самого целителя. Ансар, конечно же, понял, что с ним далеко не во всем откровенны. Но того, что он знает, вполне достаточно.

Рассвет огромной розовой кистью уже красил полоску над высокой стеной, окружающей постоялый двор. Один за другим стремительно исчезали светлячки крупных южных звезд. В конце концов осталась только одна, самая упорная. Сидя на теплых деревянных ступенях, отполированных тысячами шагов, Раэн долго смотрел на узенькую недлинную полоску кометы, переливающуюся то желтым, то белым, то голубоватым. Хвостатая Звезда, редкая гостья этого неба, только начала свой путь от одного края горизонта до другого. Но год закончится быстрее. Раэн почти ощущал, как утекает неуловимое драгоценное время…

ГЛАВА 4. Пери из золотой шкатулки

Харуза болтала, кричала, пела. Зазывала и умоляла, ругала и смеялась, грозила и шептала. Обрушивалась водопадом красок, звуков, запахов. Иногда весь город от шахского дворца до нищих кварталов казался Раэну неким организмом, пронизанным единой нервной системой… Мать городов, Хозяйка тысячи дворцов и одного базара, как не без лукавства именовали ее по всему континенту, многозначительно закатывая глаза и прищелкивая языком от невыразимого восхищения.

А если случался наивный, что удивлялся и спрашивал, почему базар – один, ему снисходительно объясняли: так вся столица – огромный базар, куда ни глянь. Перекресток морских и караванных путей, сердце огромной страны, бьющееся непрестанно, рассылая свежую кровь по всем уголкам шахства. Никогда не засыпающий город, где за должность базаргина, главного базарного смотрителя, борьба бывает яростнее, чем за шахский престол.

Ибо шах держит ответ за свой народ перед богами, и тяжел бывает этот ответ, а базаргин отвечает только перед шахом. Шах же хоть строг, но милостив, он прекрасно понимает, на чьих плечах держится его власть. Если шахский дворец – голова державы, то базар Харузы – ее душа. И не один повелитель слетел с высокого золотого престола, не угодив душе своего шахства. Потому что базар всегда знает правду. И как же он прекрасен!

Серые гранитные плиты, которыми были выложены все площади и улицы для торговли, услужливо и радушно стелились под сандалии. Одна за другой накатывали волны запахов и звуков, перекликались то гортанные, то певучие, то шипящие голоса. Специи, рыба, духи, кожа… Переливы ярких тканей и блеск лошадиной шерсти, жемчуг, сандал, расписная глина!

Раэн шел, никуда не торопясь, наслаждаясь неповторимой суматохой харузского базара. Со всех сторон окликали торговцы, обещая неслыханную скидку и необыкновенное счастье, если светлейший господин обратит взор именно к их прилавку. Сам базар так расползся гигантским спрутом, что и за три дня не обойдешь. Поэтому Раэн шел напрямик, разве что выбирая самые спокойные ряды: ювелиров, алхимиков, продавцов дорогих тканей, благовоний и лечебных снадобий. Торговцы здесь были серьезными и степенными, никто не хватал за рукав, не кидался наперерез, умоляя отведать совершенно бесплатно и купить, только если понравится.

В рядах зельеделов его, кстати, знали многие. Раскланивались, желали здоровья и благополучия, провожали взглядом. Раэн кланялся в ответ, с парой мастеров перекинулся словечком, одному оставил заказ на мелочевку, которую лень было готовить самому. Увидев новое лицо, приглядывался, запоминал. Вынырнув из тишины и благолепия на большую, наполненную гомоном площадь, остановился у жаровни лепешечника, указал на ломти жирной ягнятины, вымоченной в гранатовом вине, тонко нарезанной и отбитой, наперченной и переложенной душистыми листьями дерева хен для защиты от мух. Поднял три пальца.

Лепешечник, расплывшись в улыбке, подхватил указанное количество ломтей, шлепнул на сковороду с кипящим маслом, а сам принялся рубить свежую зелень. Через несколько минут, выудив сочащееся жиром мясо, ловко уложил его на еще теплые тонкие лепешки, пересыпал зеленью, плотно свернул и пожелал удовольствия щедрому господину. Раэн, оценив намек – ах, Харуза! – бросил на тарелку серебряную монету и пошел дальше, не слушая восхвалений и благодарностей, раздававшихся за спиной.

На другом конце площади гомонили особенно сильно. Временами оттуда раздавался дружный всплеск возгласов и детский визг. С наслаждением жуя истекающее пряным соком мясо, Раэн подошел поближе. Визги и крики окружали палатку фокусника, дававшего представление на маленьком пятачке у самого края площади. Фокусник тоже был знаком. Невысокий тощий парнишка в богато расшитом золотом халате и пышной чалме извлекал из магического жезла шелковые ленты, рассыпал розы и мотыльков. И только другой чародей мог бы заметить, что золото и каменья на халате – такая же иллюзия, как цветы и бабочки. Народ послушно ахал, но расставаться с деньгами не торопился, в глиняной миске перед рыночным чародеем лежала жалкая горсточка меди.