Хранить вечно. Дело № 2 - [49]

— Так я продолжу, с вашего позволения? — итальянский гость деликатно дождался завершения диалога. — Кстати, можете называть меня Марио.

— Марио так Марио. — я не стал спорить. — Кстати, мне тоже интересно — вас послали, чтобы вернуть нас назад, под крылышко Стамбульской резидентуры? Так это ни к чему — то, что мы должны найти, находится здесь, в Палестине… вернее, находилось.

— Я должен был проследить, чтобы с вами ничего не случилось. А когда вы отыщете то, что должны были найти — помочь вам переправить его в СССР. Прямиком, никуда не заворачивая по дороге.

Что ж, намёк понят — те, кто послал Марио, решили,что у нас нарисовался свой план действий, отличный от того, что был согласован при подготовке. Что ж, они правы — ни о записки «дяди Яши», ни от пакета, переданного его связником, я не удосужился сообщить посольским кураторам. Другой вопрос, что сделано это было сугубо из соображений безопасности — где гарантия, что туда давным-давно не внедрены чужие агенты? А ставить под удар операцию, не успев её начать — нет, товарищи чекисты, на это мы не подписывались…

— У вас голова в крови. — сказала Татьяна. Давайте я перевяжу?

— Вздор, ухо царапнуло. — Марио беспечно отмахнулся. — Спасибо, но не стоит вашего внимания, синьорина.

— Ну, как знаете… — девушка пожала плечами. Давайте хоть кровь оботру, пока не запеклась…

И она, не слушая возражений, принялась орудовать клочком ваты, смоченной, за неимением медицинского спирта, в виноградной греческой водке узо, купленной на рынке в Эль Кереме как раз на подобный случай. Марио заинтересованно принюхивался — похоже, подумал я, прикидывает, не попросить ли порцию этого средства для употребления по прямому, так сказать, назначению?

— Как вы сумели нас разыскать? — осведомился Марк. — Ведь мы же ни единой живой душе…

Марио усмехнулся.

— У меня свои методы. Отследить вас до Яффо особого труда не составило, но здесь, в Палестине я на время потерял вас из виду. А дальше мне просто повезло: я подумал, что рано или поздно вы появитесь в Иерусалиме. И вот вчера я заметил вашего товарища — он кивнул в мою сторону, — едущим в открытой машине в компании миловидной сеньоры. Ну а дальше…

Я кивнул. Дальше дело техники сел мне на хвост, отследив сначала до Эль-Керема, а с утра и до еврейского квартала. А когда в доме ребе Бен-Циона началась перестрелка — вмешался, ударив убийцам в спину. Вовремя, надо признать, вмешался — я уже расстреливал последние патроны из обоих стволов, а Марк, выбитый попавшей в плечо пулей из состояния сосредоточенности, так и не смог пустить в ход свои «особые способности». Тогда мы не сразу сообразили, что пришла помощь, и неожиданному союзнику пришлось не меньше трёх раз выкликать пароль, прежде, чем я осознал, что худшее, кажется, позади.

Итальянец (он всё-таки итальянец? Надо уточнить при случае…) подошёл к окошку и выглянул — осторожно, стоя сбоку, так, чтобы незаметно было с улицы. Оконная рама, прикрытая витой медной решёткой, была распахнута настежь, и снаружи в комнату долетал гул толпы. Пока, вроде, не чрезмерной, дюжины на две голосов.

— Мадонна мия, набежали, как тараканы... — с досадой прошептал он. — Полицию звать не станут, конечно, в еврейском квартале не доверяют британской администрации. Но те и сами скоро заявятся — в этом городе новости разносятся со скоростью телеграфа.

— Тогда надо убираться отсюда, и поживее. — кивнул я. Наш новый друг прав: общение с полицией и, тем более, с английскими властями в наши планы никак не вписывается.

— Надо бы сперва осмотреть тела на лестнице. — предложил Марк. Похоже, рука его больше не беспокоила. — Там, вроде, были стоны, может, остались живые? Хорошо бы выяснить, кто их послал…

На возню с телами ушло минут десять — гомон на улице за это время усилился. Убитых мы насчитали девять, причём минимум, четверо были застрелены в спину — Марио не терял времени даром. У одного араба, того, что имел глупость полезть на штурм первым, я вынул из рук диковатого вида гибрид — револьвер «Веблей-Скотт» в прицепленным к стволу штыком. Повозившись с тугой защёлкой, отсоединил колющее приспособление от ствола, пальцем попробовал режущую кромку — безнадёжно тупая, нечего даже и пытаться привести в рабочее состояниее... Отшвырнув прочь творение безвестного британского оружейника, я вытащил из-за пояса покойника кривой йеменский кинжал в деревянных, потемневших от времени ножнах. Ну вот, совсем другое дело — чёрное, острое как бритва, лезвие чёрной стали, украшенное полустёртыми арабскими письменами — куда до неё моей безвременно почившей финке! Кинжал я пристроил спереди, за ремень, рядом с «люгером», чувствуя, что превращаюсь в этакое обвешанное оружием пугало…

Раненых оказалось трое. Двое в ответ на вопросы, задаваемые Марком, стонали, да время от времени принимались лопотать что-то по-арабски. У одного в двух местах была прострелена грудь, и он всё время мучительно кашлял кровью; второму пуля задела бедренную артерию, и как ни старалась Татьяна, кровотечение остановить не удалось. Марио, убедившись, что толку от допроса, не предвидится, перерезал обоим глотки узким блестящим ножом. На моё потрясённое: «что вы делаете, так же нельзя…» — только ухмыльнулся: «Да через пять минут и сами сдохли бы. К тому же, не знают ничего — их всех только вчера наняли для этого налёта, соблазнив богатым кушем».