Храм фараона - [100]

Там царь решил:

— Теперь я все сделаю сам!

Он подхватил ремни и быстрыми шагами провез культовое изображение по мягкой темной земле. Ноша была немалая, но царю доставляло удовольствие проделать эту священную работу одному.

Около пятидесяти избранных жителей Мемфиса, мужчин, женщин и детей, шли на почтительном удалении от культового изображения, на шее у них были тяжелые ожерелья из свежих луковиц. Никто из этих людей не знал значения этого действа, но это был древний обычай, которому свято следовали.

Онемев от восхищения, они смотрели на своего могучего царя. Он был выше их всех по меньшей мере на голову. Женщины восхищались его мужественностью и царственным величием, мужчинам понравилось его спонтанное решение одному проделать эту тяжелую, непривычную работу. И как хорошо он ее выполнял! Не замедляя шагов, Рамзес протащил повозку, изгибавшуюся в форме полумесяца, по священной пашне и снова поставил ее перед восточными воротами храма.

То, что фараон, верховный жрец страны Кеми, своей священной работой придал особый блеск празднеству Зокара, вскоре стало известно во всем городе. А поскольку в этом одном из самых привычных для знати, но важных для народа празднеств уже много лет не принимал участия ни один царь, Рамзеса после окончания церемонии приветствовали громкими криками:

— Да будешь ты праздновать тысячу тысяч праздников Зед, золотой Гор! Сильный и могучий Бык! Сын Солнца! Кормилец страны! Ты Благой Бог во всем своем великолепии и силе! Любимец богов!

Рамзес наслаждался этими почестями, потому что знал, что никто ничего не приказывал этим людям, их слова шли от самого сердца. Он чувствовал, как приветственные возгласы большого количества безымянных людей наполняют его тело новой силой, как эти тысячи голосов проникают в его сердце и питают божественную искру его ка.

Рамзес велел приготовить себе ванну, переоделся и пошел в дом Изис-Неферт.

— Извини, что я пришел, не объявив заранее о своем визите, но я хотел сам сообщить тебе, что наше путешествие скоро начнется. Я полагаю, что ты тоскуешь по Фивам. Теперь ты возвращаешься на родину как царица под хохолком коршуна, которая родила повелителю Обеих Стран трех сыновей.

— Да, — с гордостью подтвердила Изис-Неферт, — и среди них твой первенец.

Рамзес подавил поднимавшийся гнев.

— Я полагаю, ты должна это выразить другими словами. Среди твоих детей есть мой старший сын. Ранг первенца я могу даровать только ребенку Великой Царской Супруги, и поэтому Енам следует за своим умершим братом. Я не хотел бы спорить с тобой о порядке престолонаследия, потому что это, заметь себе, решаю один я. Сети, например, рожден наложницей, но он очень хороший сын, и мы похожи как две капли воды. Должно быть, бог Хнум что-то имел в мыслях, когда сотворил этого ребенка по моему образу и подобию.

Изис-Неферт опустила голову и пристыженно замолчала. Ее лицо с годами стало более суровым, хотя и не выглядело от этого менее красивым. Ощущаемая ею постоянная горечь от необходимости все время оставаться только второй наложила отпечаток на облик бывшей служительницы Амона. Другие бы женщины прекратили сопротивление, смирились и получали все выгоды от своего положения. Изис-Неферт, однако, не смирилась. Амани был мертв, Нефертари родила последней дочь, и вторая жена чувствовала направляющую руку Амона, утешая себя старой мудростью, что деяния богов не терпят суеты. Так как она продолжала молчать, Рамзес сказал примирительно:

— Мы поедем вместе с Нефертари, ты и Нефертари рядом со мной в сопровождении наших детей. Город Амона должен с ликованием встретить тебя, Изис-Неферт, ведь ты его дочь и именно жрецы Амона порекомендовали мне тогда тебя… Ну, я надеюсь, ты ни разу об этом не пожалела.

— А ты, Богоподобный?

— Если бы я пожалел, то ты сейчас вела бы совсем неприметную жизнь в углу гарема, или же я отослал бы тебя обратно жрецам. Ты неприступная красавица, моя дорогая, но ты также умна, горда и непреклонна, и часть этих качеств унаследовали твои сыновья. Ум, кажется, прежде всех унаследовал Хамвезе, гордость и непреклонность же, похоже, отличают нашего Рамозе.

— Который носит твое имя, Богоподобный.

— Ты уже почти двадцать лет моя жена и упорно называешь меня Богоподобным. Тебе не приходит в голову какое-либо ласковое слово, ведь ты так часто разделяла мою постель?

Рамзес сказал это с иронией, но Изис-Неферт в подобных делах шуток не понимала.

— Ты — сын Солнца, и ты передаешь дальше семя великого Амона-Ра. Тут никакое другое обращение не подходит.

Она говорила торжественно, как жрица, и, хотя Рамзес знал этот тон и с давних пор насмехался над ним, он в глубине сердца уважал ее точку зрения и даже разделял ее. Вся честь, все достоинство, величие и святость земли Кеми воплощались в конце концов в его персоне, и, когда Нефертари время от времени встречала его насмешливо и без знаков уважения, это была исключительно ее прерогатива. Только Прекраснейшая имела право на это, потому что он безмерно любил ее и ценил выше всего и потому что в ее объятиях он на несколько часов мог забыть свое царство, как бы высоко он его ни ценил. Когда ее раскосые темные глаза смотрели в глубину его души, когда ямочки танцевали на ее милых щечках, Богоподобный Рамзес становился всего лишь мужчиной, как любой другой египтянин, мужчиной, который желает свою жену и знает, что любим ею.