Храбрый Тилли и другие истории - [2]
– Тилли! – кричала Лена.
«Г-гам!» – тявкнул я и встал на задние ноги, потому что людям нравится, когда собаки стоят, как они сами, хотя я никогда не понимал и сейчас не понимаю, почему люди не ходят на четырёх ногах, как мы. Наверное, они просто не знают ещё, как это удобно.
– Ну-ка, Тилли, – сказала Лена и начала скручивать полотенце жгутом; и тут я понял, что ничего хорошего от этого полотенца для меня не будет. – Ну-ка, бесстыдник! Ну-ка, безобразник! Говори, кто стащил сосиску? Сейчас же говори, воришка!
«Мурзик стащил! – залаял я. – И съел её у тебя на кровати! Я стыдил его, говорил ему, что сосиски нельзя воровать, но он такой жадина! Всю сосиску один съел, а теперь спит».
Увы, Лена не поняла ни слова…
Когда Лена стала кричать на меня, я сразу понял, что она сердится. Но зачем же бить меня полотенцем? Не знаю, как вы, а я не люблю, когда меня бьют. Я вырывался, визжал, кричал: «Мурзик сожрал сосиску, а я что же, должен отвечать за него своими боками? Это несправедливо! Пусти меня! Я буду кусаться!»
И я зарычал на Лену.
– Ах так? – рассердилась ещё больше Лена. – Он же виноват и он же огрызается! Бессовестный воришка! И ещё притворяется честным, бесстыдник! И ещё он будет уверять меня, будто никогда не воровал сосиски.
Конечно, однажды я взял нечаянно сосиску на кухне. Но это было очень давно, когда я ещё не понимал, почему нельзя брать сосиски без спроса и как нехорошо есть их сырыми, неварёными. Мне было тогда всего три месяца, и я был ещё очень глупым. Но так долго помнить ошибку моего далёкого детства просто неприлично даже. Я еле вырвался из рук Лены. И может быть, ничего больше и не произошло, если бы я не налетел на Мурзика. Он прыгнул на кровать и стал пищать: «Мало-о! Мало тебе всыпали, ур-р-родина! Мало-о-о!»
И это говорил котёнок, из-за которого я пострадал!..
Я кинулся на Мурзика и принялся трепать его так, что шерсть полетела из него клочьями. Мурзик кричал, пока не охрип. Но ещё раньше, чем он охрип, прибежала Лена.
– Противный, чёрный уродик! – затопала она ногами. – Ему попало за кражу, а он, смотрите, срывает злость на невинном Мурзике.
Она вырвала его из моих зубов и стала гладить, целовать, приговаривая:
– Бедненький! Несчастный страдалец! Крошка милая.
А этот негодник, эта блудня, крутил невинно хвостом и поносил меня на кошачьем языке самыми обидными словами. Я подпрыгнул, вцепился зубами в противный кошачий хвост и так рванул его, что Мурзик завопил громче телевизора.
– Злюка! Злюка! – закричала Лена. – Такой большой – и такой бесстыдник! За что ты мучаешь несчастного Мурзика?
Она схватила меня за уши, приподняла высоко и понесла через комнаты на кухню, а там открыла ногою дверь и выбросила на лестницу.
От обиды я залаял, потом бросился на дверь, стал царапать её когтями, чтобы меня впустили, и я мог бы рассказать всю правду о злодействе Мурзика. Но Лена не открыла дверь. Тогда я сел и начал выть и выл так долго, что мне самому стало жалко себя.
«Перестань выть! – вдруг зашипел противный кошачий голос. – Безобразие какое! Даже на лестнице нельзя посидеть спокойно».
Я оглянулся. Неподалёку от меня сидел кривой Барсик, самый большой кот нашей лестницы и самый отчаянный хулиган нашего дома. Один глаз Барсик потерял в драках с другими котами. Уши у него обгрызены кем-то в драках, шерсть висела у него по бокам, словно вата из старого пальто. Этот хулиган Барсик готов был драться с котами и собаками в любое время, и я давно уже собирался проучить его. Но сейчас мне было просто некогда связываться с ним. Да и, кроме того, потрепать Барсика не поздно будет и потом, когда я подрасту немножко. Но, чтобы он не подумал, будто я его боюсь, я зарычал:
«Пр-р-рочь с дор-р-р-роги!»
Барсик выгнул спину дугою.
«Что такое? – зашипел он. – Да ты с кем говоришь, щенок? Ш-ш-ку-ру спущщ-щ-щ-щу с тебя! Ш-ш-шалопай несчч-ч-час-с-с-стный!»
Конечно, если бы я не торопился, уж я бы показал ему, как оскорблять меня, но я торопился уйти в лес и потому только крикнул ещё громче: «Пр-пр-р-р-рочь!» – и помчался вниз по лестнице.
Барсик зашипел вслед.
«Подож-ж-ж-жди, подож-ж-ж-жди! Вернёшш-ш-шьс-с-ся домой, я ещ-щ-щё поговорю с тобой! Не будь я Барсиком! До утра просижу здесь, но я научу тебя уважать старших».
Ну и пусть сидит! Пусть ждёт! Меня-то теперь он вряд ли дождётся. Я уже твёрдо решил обратно не возвращаться, а жить в лесу долго-долго. Всегда. Как живут в телевизоре медведь, баран, петух и собака. А Лена пусть остаётся с жуликом Мурзиком. И пусть она ищет меня и пусть плачет без меня.
Я перебежал двор, помахал хвостом знакомому боксёру Бульбулю и помчался на улицу. Я бежал по улице всё прямо и прямо, и скоро город остался у меня за хвостом.
Что за чудное место лес! И как хорошо бегать в лесной прохладе. Над головою шумят листья, в листьях возятся какие-то птицы и кричат на разные голоса. Птиц в лесу было очень много, но меня они не порадовали. Слишком уж высоко забрались они, да и были такие маленькие, что, кроме перьев, у них, кажется, ничего и быть не могло.
В городе, как вы знаете, по улицам бегают машины, и все они стараются раздавить собак, и все они наполняют улицы ужасным запахом. А в лесу я не встретил ни одной машины. Мне это понравилось больше всего. Я бегал под деревьями, отыскивая что-нибудь съедобное, но, кроме грибов и ягод, чёрных, красных, зелёных, ничего не мог найти. Грибов и ягод было, правда, очень много, но только ягоды мне не понравились. Наверное, их нужно сначала жарить, как жарят грибы.
