Храбрые славны вовеки! - [5]

Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765)

Ода блаженныя памяти государыне Императрице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года*

Восторг внезапный ум пленил,

Ведет на верьх горы высокой,

Где ветр в лесах шуметь забыл;

В долине тишина глубокой.

Внимая нечто, ключ молчит,

Которой завсегда журчит

И с шумом вниз с холмов стремится.

Лавровы вьются там венцы,

Там слух спешит во все концы;

Далече дым в полях курится.

Не Пинд ли под ногами зрю?

Я слышу чистых сестр музы́ку!

Пермесским жаром я горю,

Теку поспешно к оных лику.

Врачебной дали мне воды:

Испей и все забудь труды;

Умой росой Кастальской очи,

Чрез степь и горы взор простри

И дух свой к тем странам впери,

Где всходит день по темной ночи.

Корабль как ярых волн среди,

Которые хотят покрыти,

Бежит, срывая с них верьхи,

Претит с пути себя склонити;

Седая пена вкруг шумит,

В пучине след его горит,

К российской силе так стремятся,

Кругом объехав, тьмы татар;

Скрывает небо конский пар!

Что ж в том? стремглав без душ валятся.

Крепит Отечества любовь

Сынов российских дух и руку;

Желает всяк пролить всю кровь,

От грозного бодрится звуку.

Как сильный лев стада волков,

Что кажут острых яд зубов,

Очей горящих гонит страхом,

От реву лес и брег дрожит,

И хвост песок и пыль мутит,

Разит, извившись сильным махом…

О как красуются места,

Что иго лютое сброси́ли

И что на турках тягота,

Которую от них носили;

И варварские руки те,

Что их держали в тесноте,

В полон уже несут оковы;

Что ноги узами звучат,

Которы для отгнанья стад

Чужи поля топтать готовы…

Козацких поль, заднестрской тать

Разбит, прогна́н, как прах развеян,

Не смеет больше уж топтать,

С пшеницой где покой насеян.

Безбедно едет в путь купец,

И видит край волнам пловец,

Нигде не знал, плывя, препятства.

Красуется велик и мал;

Жить хочет век, кто в гроб желал;

Влекут к тому торжеств изрядства.

Пастух стада гоняет в луг

И лесом без боязни ходит;

Пришед, овец пасет, где друг

С ним песню новую заводит.

Солдатску храбрость хвалит в ней,

И жизни часть блажит своей,

И вечно тишины желает…

Александр Петрович Сумароков (1717–1777)

Прости, моя любезная, мой свет, прости…

Прости, моя любезная, мой свет, прости,

Мне сказано назавтрее в поход ийти;

Неведомо мне то, увижусь ли с тобой,

Ин ты хотя в последний раз побудь со мной.

Покинь тоску, — иль смертный рок меня унес?

Не плачь о мне, прекрасная, не трать ты слёз.

Имей на мысли то к отраде ты себе,

Что я оттоль с победою приду к тебе.

Когда умру, умру я там с ружьем в руках,

Разя и защищаяся, не знав, что страх;

Услышишь ты, что я не робок в поле был,

Дрался с такой горячностью, с какой любил.

Вот трубка, пусть достанется тебе она!

Вот мой стакан, наполненный еще вина;

Для всех своих красот ты выпей из него

И будь по мне наследницей лишь ты его.

А если алебарду заслужу я там,

С какой явлюся радостью к твоим глазам!

В подарок принесу я шиты башмаки,

Манжеты, опахало, щегольски чулки.

Гаврила Романович Державин (1743–1816)

На взятие Измаила*

Везувий пламя изрыгает,

Столп огненный во тьме стоит,

Багрово зарево зияет,

Дым черный клубом вверх летит;

Краснеет понт, ревет гром ярый,

Ударам вслед звучат удары;

Дрожит земля, дождь искр течет;

Клокочут реки рдяной лавы, —

О росс! Таков твой образ славы,

Что зрел под Измаилом свет!..

Как воды, с гор весной в долину

Низвержась, пенятся, ревут,

Волнами, льдом трясут плотину, —

К твердыням россы так текут.

Ничто им путь не воспрещает;

Смертей ли бледных полк встречает,

Иль ад скрежещет зевом к ним, —

Идут, — как в тучах скрыты громы,

Как двигнуты безмолвны холмы;

Под ними стон, за ними — дым.

Идут в молчании глубоком,

Во мрачной, страшной тишине,

Собой пренебрегают, роком;

Зарница только в вышине

По их оружию играет;

И только их душа сияет,

Когда на бой, на смерть идет.

Уж блещут молнии крылами,

Уж осыпаются громами —

Они молчат — идут вперед…

О! что за зрелище предстало!

О пагубный, о страшный час!

Злодейство что ни вымышляло,

Поверглось, россы, всё на вас!

Зрю камни, ядра, вар и бревны, —

Но чем герои устрашенны?

Чем может отражен быть росс?

Тот лезет по бревну на стену,

А тот летит с стены в геенну, —

Всяк Курций, Деций, Буароз!..

А слава тех не умирает,

Кто за Отечество умрет;

Она так в вечности сияет,

Как в море ночью лунный свет.

Времен в глубоком отдаленье

Потомство тех увидит тени,

Которых мужествен был дух.

С гробов их в души огнь польется,

Когда по рощам разнесется

Бессмертной лирой дел их звук.

Иван Иванович Дмитриев (1760–1837)

Освобождение Москвы*

Примите, древние дубравы,

Под тень свою питомца муз!

Не шумны петь хочу забавы,

Не сладости цитерских уз;

Но да воззрю с полей широких

На красну, гордую Москву,

Седящу на холмах высоких,

И спящи веки воззову!

В каком ты блеске ныне зрима,

Княжений знаменитых мать!

Москва, России дочь любима,

Где равную тебе сыскать?

Венец твой перлами украшен;

Алмазный скиптр в твоих руках;

Верхи твоих огромных башен

Сияют в злате, как в лучах;

От Норда, Юга и Востока —

Отвсюду быстротой потока

К тебе сокровища текут;

Сыны твои, любимцы славы,

Красивы, храбры, величавы,

А девы — розами цветут!

Но некогда и ты стенала

Под бременем различных зол…

Сармат простер к тебе длань друга

И остро копие вознес!

Вознес — и храмы воспылали,

На девах цепи зазвучали,