Храброе сердце Ирены Сендлер - [97]

Несмотря на то, что мировая история знает случаи жестокого притеснения евреев, ни одна другая страна не ставила себе задачей уничтожение целой нации.

По этой причине то, что вы делаете, имеет для всего мира огромное значение. Эти чудовищные злодеяния не должны повториться!

Мои родители учили меня, что, видя тонущего человека, ты обязан спасти его. Во время войны в роли тонущего оказался весь польский народ, трагичнее всего было положение евреев. Поэтому сердце велело мне помогать самым униженным.

Я не стала писать вам обо всем, что делала. Я посылаю вам несколько документов, описывающих мою деятельность.

Я говорила с несколькими людьми, которым удалось выжить во время Холокоста, потому что их спасла Жегота. Некоторые из них живут в Польше. Другие разъехались по всему миру. Как правило, они не хотят вспоминать об этих ужасах, даже думать о них… Что до меня, то достаточно будет сказать, что меня спасли из тюрьмы Павяк, когда я провела там 100 дней. Это было настоящее чудо.

Последние 10 лет я сильно болею. Мне 90 лет. Я почти не могу ходить. Многие из моих болезней стали результатом пережитого во время войны, заключения в гестапо. Я считаюсь ветераном войны.

Я живу с невесткой и внучкой, дочь живет неподалеку. К сожалению, остальные мои близкие уже ушли из жизни.

Присланные вами на почтовые расходы $3 я пожертвовала организации, помогающей детям из бедных семей (расписка прилагается). Вам не нужно присылать мне деньги, потому что я получаю пособие. У меня всегда найдутся деньги на общение с друзьями.

Посылаю вам свои наилучшие пожелания, самые сердечные приветы вашим родителям и глубочайшую благодарность профессору Норману Конарду за поддержку и помощь, которую он оказывает вам в ваших начинаниях.

Искренне ваша,

Ирена Сендлерова

ПРИЛОЖЕНИЯ

ФОТОГРАФИИ

Фотография 1: Госпиталь Варшавского восстания. «Дочь полка» Иренка, сестра писателя Богдана Войдовского.

Фотография 2: Ирена Сендлерова выступает перед школьниками в Израиле.

Фотография 3: Я с Вандой Роттенберг, представительницей партии Поалей Цион.

Фотография 4: Ирена Сендлерова в августе 1999 г.

ДОКУМЕНТЫ

Диплом Праведника Народов Мира.

Свидетельство о посадке памятного дерева на Аллее Праведников.

Почетная грамота Ирене Сендлеровой от жителей Монтвилля, штат Нью-Джерси.

Свидетельство о присвоении звания Почетного Гражданина Израиля.

Расписка в получении $3 от Комитета Друзей Детей, которой подтверждается факт передачи пани Иреной Сендлер нашему учреждению денег в сумме $3 (три доллара США) на благотворительные цели.

С уважением, Ян Лековский, Президент Комитета.

– Странно, – сказала Меган. – Она первым делом спрашивает, интересуются ли другие молодые люди в Америке тем, что происходило во время Холокоста? Я хочу сказать, есть же тысячи книг, сайтов в Интернете, спектаклей, фильмов. Может, в Польше все совсем не так?

Меган положила рядом две фотографии. На одной из них была молодая, темноволосая красавица Ирена с целеустремленным взглядом в форме сестры милосердия, в которой она ездила в гетто, а на другой – седая старушка с черной ленточкой на голове. Меган переводила взгляд с одной карточки на другую. Удивительно: один и тот же человек! Как воспринимает жизнь каждая из этих двух Ирен? Какой была жизнь в промежутке между этими фото?

Сабрина нахмурилась:

– Кто мы такие, чтобы указывать людям в Польше, как относиться к своей истории?

– Этот вопрос встает перед каждым историком, – сказал Мистер К. – Кто должен писать историю? О чьей жизни рассказать или, что не менее важно, о чьей умолчать? Какие воспоминания потревожить, а какие лучше не трогать? Что из прошлого спасти для потомков, а что потерять навсегда? История – это не только факты, это еще и их интерпретации… история пишется теми, кто о ней рассказывает. Вот, например, вы, девочки, сейчас пишете историю… вы рассказываете историю жизни Ирены, когда о ней молчат все, даже сама Ирена. Это очень интересная проблема.

– Она же спасала детей, – сказала Меган. – Весь польский народ должен ею гордиться. Почему же они не хотят помнить о тех, кто спасал детей?

Мистер К. подался вперед и наклонился к девушкам:

– Не забывайте, после войны Польша целых 45 лет была коммунистической державой… польские антифашисты, какой была, например, Ирена, в большинстве своем были еще и антикоммунистами. Те, у кого достает смелости бороться с одним тоталитарным режимом, обязательно будут бороться и с любым другим. Может, за 45 лет былое просто выветрилось из народной памяти. Сабрина задала очень важный вопрос. Вправе ли мы напоминать им обо всем этом? Лиз, а ты что думаешь по этому поводу?

– Ну, это, реально, просто нормальное человеческое поведение. Когда происходит что-то нехорошее, потом об этом не хочется ни думать, ни вспоминать. Я это понимаю.

– Я могу понять, – сказала Меган, – как странно будет видеть, что это делаем мы… какие-то американские девчонки. Но почему сама Ирена не рассказала свою историю? Или ее родственники? Думаете, из скромности… как святая или что-то типа того?

– Может, она и хотела, – сказал Мистер К., – но при коммунистах лучше было этого не делать. Или, может, поляки просто не могли услышать эту историю непосредственно от нее. В письме она говорит, что сделанное вами имеет для мира огромное значение. Мне кажется, ей хочется, чтобы вы продолжали рассказывать людям о том, что было во время войны.