Хозяйка Талеи - [21]

Последним по правую сторону расположился буквально сегодня вернувшийся в Талею Латам. Дела в Ласкарисе пошли лучше, чем можно было ожидать, поэтому он счел свою миссию завершенной и оставил город на Саттара. Самый молодой из собравшихся, при жизни Латам был наследником графов Косских и считался одним из лучших фехтовальщиков гвардии. Виртуозное владение оружием вкупе с хорошим образованием, сильными лидерскими качествами и знанием родовой магии позволили ему сейчас занимать место за этим столом. Несмотря на относительно малый, по сравнению с прочими старейшинами, возраст, именно его Селеста с недавних пор посылала на охоту за самыми опасными тварями. Не одного конечно же. Имелось у нее нечто вроде команды быстрого реагирования из четырех опытных вампиров, они же телохранители и боевики, во главе которых госпожа поставила Латама. Бывший аристократ еще ни разу не подвел. Также его иногда задействовали в тех случаях, когда по каким-либо причинам Медея вмешиваться не могла, а обстоятельства вынуждали общаться с высшим дворянством, — но не слишком часто.

Первым слева, напротив коварно улыбающейся искусительницы Медеи, сидел Хастин. Отношения у бывшей учительницы и бывшего ученика сложились непростые и, по наблюдениям опытных лиц, развивались циклически. То есть примерно десять лет нежной дружбы, во время которых маг, словно живой человек, дарил красавице цветы, писал любовные записки и дико ревновал к объектам разработки. Подарки благосклонно принимались, дурного качества вирши аккуратно складывались в шкатулку, чувства были взаимны. Затем наступал период охлаждения, длившийся примерно столько же. Шкатулка сжигалась, стороны обменивались язвительными репликами, Медея демонстративно гуляла с мужиками, а Хастин злился и отказывался появляться в подземельях. Когда же фаза активных боевых действий подходила к концу и старые опытные восставшие переставали вести себя, словно разругавшиеся подростки, в течение примерно пяти лет окружающие наслаждались тишиной и покоем. Потом все начиналось сначала.

Селеста не вмешивалась в эти игры. Пусть развлекаются. Медее она доверяла, а Хастин стоял наособицу. Несмотря на стародавнее соглашение, заключенное между Селестой и людьми, вампиресса не могла назвать мага полностью своим подданным. Он жил на территории Академии, был хорошо знаком со многими аристократами, при острой необходимости мог добиться аудиенции у высших сановников вплоть до короля. Ему благоволил Тайран, глава всех магов Талеи. Со стороны могло показаться, что никаких рычагов влияния у Селесты на Хастина нет.

К счастью, оставалась память. Память о тех днях, когда они вместе скитались по подземелью, о первых уроках ночной охоты, преподанных неопытному восставшему, о грязи, крови и давящем чувстве опасности. Хастин помнил, на что способна Селеста, знал истинную цену ее возможностям и не желал вражды. Однажды признав ее вождем своего нового клана, главой новой семьи, с тех пор он ни разу не видел повода считать то старое решение ошибкой.

Имелась еще одна ниточка — скорее целый канат, — который хозяйка немертвых могла при случае использовать, правда, относился он скорее ко всей Академии. Время от времени чародеи проводили эксперименты, сомнительные с этической точки зрения. Та самая пресловутая черная магия. «Пауки» знали об изысканиях волшебников, некоторые проекты разрабатывались с их подачи, но истинная частота и подробности ритуалов оставались внутренней тайной Академии. Выплыви вся информация наружу — и неприятности, как совершенно справедливо полагал Тайран, исследователям обеспечены крупные. Поэтому глава магов предпочел — на взаимовыгодной основе, разумеется, — получать нужные ингредиенты и человеческий материал у городских немертвых, связь с которыми поддерживал через своего ученика. Таким образом, Хастин регулярно появлялся в канализации, находился более-менее в курсе дел общины и, как говорится, не отрывался от коллектива.

Последний из собравшихся, Зерван, стал четвертым по счету восставшим, присоединившимся к маленькой талейской общине. Он помнил время до Чумы, чем очень гордился, но рассказывать о прежней жизни не любил. Браконьер, контрабандист, бродяга, завсегдатай тюрьмы — не та карьера, которой стоит гордиться. Собственно, в новой своей ипостаси он занимался примерно тем же, только на более высоком уровне. Зерван присматривал за всеми интересами общины, касавшимися преступного мира. В его ведение входили разборки с городскими бандами и контакты с капитанами пиратских флотилий, обеспечение каналов поставки контрабанды из других стран и выполнение заказов на убийства. Справлялся он, как ни странно, неплохо. В основном потому, что знал пределы своих возможностей и по спорным вопросам предпочитал обращаться к Селесте. Госпожу Зерван боялся и уважал с первой встречи, окончившейся для него чрезвычайно болезненно и надолго расставившей приоритеты в их отношениях. Тем не менее любой страх требует обновления, поэтому бандиту периодически приходилось напоминать, кто в связке главный. Еще он побаивался и не доверял Хастину, снисходительно относился к Гардоману, пускал слюни на Медею и ненавидел Латама. Последний Зервана откровенно презирал и не считал нужным этого скрывать.