Хозяйка района - [15]

Взглянула, прищурясь, на побледневшее лицо Светлова:

— На плечи–то накинь, накинь! Вы бы давно постучались, ведь я все равно не сплю. Пойдемте–ка, я вас горяченьким чайком напою.

Горин поблагодарил:

— Спасибо, баб Мань, но я на посту. А он пусть идет. Павел, сходи погрейся.

Светлов кивнул и следом за старушкой вошел в дом. Баба Маня сразу же скрылась в кухне, а Павел прошел в чистенькую горницу. Сел у окна, чувствуя как тепло обволакивает тело. Старушка появилась с чашками и сковородкой в руках:

— Поешь вот. У меня тут картошка пожарена. Вчерашняя правда, но хорошая. На масле жарила.

Павел поблагодарил:

— Спасибо большое. А вы одна живете?

Баба Маня присела на стул возле другого конца стола, сложила сухонькие руки на коленях и ответила улыбаясь:

— Старик мой помер давно, а я вот все живу. Сын с дочерью в городе живут своими семьями. Меня все зовут к себе. Да не хочу я ехать–то. Всю жизнь здесь прожила. А ты чей будешь? Я в городе–то многих знаю.

Павел улыбнулся:

— Я из областного центра приехал, да вот попал тут.

Старушка покивала головой:

— Сейчас в городе полегче жить стало. Дай Бог здоровья Иноземцевой Анне Николаевне!

От этих слов оперативник едва не свалился со стула. Поперхнулся картошкой и долго мучительно кашлял. А прокашлявшись, спросил:

— Но ведь в районе у вас стреляют!?!

Баба Маня пожала плечами:

— Так и что из этого, что стреляют? В войну тоже стреляли. Вот у меня три внучки в городе есть. Так месяц назад, ни одна из них, не рискнула бы вечером пойти в кино или на танцы. Взрослые девки, самое время с парнями гулять, а они дома сидели. После девяти вечера путные девки на улицу ни ногой! Машины по городу ездили, а в них эти самые, черные. Затаскивали девок припозднившихся, да за город увозили. Мне, старухе, стыдно сказать, что они с ними делали. И случаев таких не один был. И в милицию сообщения были, хоть и не каждая девка с таким позором туда шла. Да только толку не было, ни одного из этих аспидов не посадили. Тут Ленка моя, дочь, пару дней назад приезжала. Говорит, что внучки теперь и на танцы ходят, и в кино. Не боятся! Вот я и молюсь теперь, чтоб Иноземцева подольше в районе командовала, да порядок навела.

Баба Маня ушла на кухню, а Павел замер за столом. Прямота и простодушие старой женщины поразили его. Приглушенный разговор за окном отвлек Светлова от размышлений и он выглянул на улицу. Посреди дороги разговаривали Иноземцева и Горин. Оперативник встал, заглянул на кухню к бабе Мане:

— Спасибо вам большое! Извините за беспокойство. Пойду я.

— А чай–то?

— Потом как–нибудь. Ватник я вам оставляю. У меня в машине куртка лежит. Мне не хотелось будить спящего человека. Спасибо еще раз.

Светлов вышел на улицу. Иноземцева поздоровалась:

— Доброе утро, Павел Юрьевич! Я даже не слышала, как вы встали. Какие планы на сегодня? В город поедете поговорить с Коломенцевым или со мной в соседний район прокатитесь?

— С вами.

— Тогда предупреждаю — не вмешиваться. Люди сами будут вершить суд. Это их право. Вы только наблюдатель, согласны?

Павел задумался, быть сторонним наблюдателем не хотелось, но выбора не было. Он прекрасно понимал, что в случае отрицательного ответа Иноземцева отправит его под охраной в город и согласился:

— Хорошо. Но обещайте не допустить кровопролития.

Женщина резко ответила:

— Я ничего вам не обещаю.

Сразу же отвернулась от Светлова к Горину:

— Собирай ребят и выводи пленников.

Через десять минут хмурых кавказцев со связанными за спиной руками, погрузили в крытый грузовик. Светлов заметил, что их всего одиннадцать и подошел к Иноземцевой:

— Пленников ведь было четырнадцать? Где еще трое?

— Их я отправила ночью в город. С ними решим потом.

И, показывая, что разговор окончен, крикнула:

— По машинам!

Села в свой «Джип». Павел вскочил с другой стороны и захлопнул дверцу. Сзади уже находился Горин. Колонна из трех машин выехала из деревни и направилась в соседний район…

Только к Новому году Анну выписали из больницы. От работы в библиотеке она отказалась и теперь занималась хозяйством. Много шила и часто ездила в город. Мужа и сына она любила по–прежнему, но часто с печальной улыбкой глядела на их возню на полу. Весной Анна съездила в Подмосковье, в одно из садоводческих хозяйств. Привезла саженцы новых сортов яблонь, груш, слив, вишен, ягодных кустарников и множество семян овощей и цветов. Саженцы, вместе с мужем, рассадила по всему участку. Некоторые саженцы и семена продала. Жизнь понемногу вошла в привычную колею. В конце весны Иноземцевы поставили в доме телефон, чтобы можно было без проблем звонить родителям Анны.

А потом началась перестройка. Демократы, коммунисты, правые, левые — все это для Анны было «Филькиной грамотой». Политикой она не интересовалась. Но узнав, что теперь можно арендовать и даже выкупить землю у колхоза, поговорила с Андреем и отправилась к председателю. Издерганный нехваткой денег, горючего, запчастей и жалобами колхозников, Серов махнул рукой и подписал договор, сказав:

— Кто–то должен кормить Россию. Дай Бог, чтобы у вас получилось!

Так у Анны и Андрея оказалось в аренде заброшенное поле в два гектара на берегу реки. Андрей выкупил у колхоза старый трактор с плугом, окучником, бороной, дисками и телегой.