Хозяйка истории - [40]
А началось, когда Брежнев приехал. А приехал он следом за нами, раньше других, за три дня до подписания Акта. Подпругин вошел и сказал:
— Он встречается с Тито.
И скинул халат.
Мне часто снится Володька. Во сне он мне не верит, что вышла я за Подпругина. Я сама не верю — себе — и во сне, и наяву.
Вот. Кричит. Просит потереть спину. Не пойду. Не хочу. Боюсь.
Сегодня разоблачаем шпиона.
Надо идти.
Записи 1976 года
Дни в Завидово
Первым делом он обстучал стены.
— Ищешь микрофоны? — спросила вслух (пусть слышат!).
— Нет, — не таясь, ответил Подпругин. — Проверяю на звукоизоляцию. Хороша ли?
И, обследовав дверь, заключил:
— Хороша.
— Вообще-то это не наша забота, — сказала я. На нашем языке это означало «мне нечего стесняться». Как бы вызов. Ему. Лично.
Я стала наглой какой-то.
— А ты знаешь, кто там? — уже тихо произнес Подпругин, показывая пальцем наверх.
Я уже знала кто. Но он еще не приехал.
(Брежнев Л. И. — Мое примечание.)
Весь третий этаж — его резиденция. Там есть одна комнатка… небольшая… где-то над нами… о которой не буду писать… Святая святых… Откуда?.. Оттуда… От верблюда… Сама догадалась… Раз резиденция… то… и все остальное… «Вообще-то, это не наша забота».
(Туманные намеки, не правда ли? Не потому туманные, что величие государственной тайны налагает на уста печать, а потому, что соблазн лишний раз чисто по-женски обнаружить кокетливость, увы, непобедим даже на уровне стиля. И это «дневник для себя»?.. Закономерен вопрос: ведала ли Е. В. Ковалева что-либо конкретное о стратегическом узле связи, действительно расположенном на третьем этаже рядом с рабочим кабинетом, как я теперь могу сообщить, Л. И. Брежнева? Нет, не ведала. Ничего. Однако, надеюсь, любознательность читателя будет приятно удовлетворена, если я откровенно признаюсь, без оглядок и экивоков, что именно там находился чемоданчик с ядерной кнопкой. — Мое примечание.)
А здесь, на втором, как мне объяснили (в Отделе), комнаты для гостей. Мы — гости. В гостях. Других гостей пока что не видела.
Подпругин заглянул под кровать.
— Я, честно говоря, — сказал Подпругин, — полагал, нас поселят на первом.
Он как будто даже заважничал. «Полагал», видите ли…
— Ты не представляешь, какого рода документы готовят в этом доме! Это мозг страны.
Я допускала, что мозг, и кое-как сумела представить.
— А почему ты полагал на первом, — спрашиваю, — поближе к столовой?
— Там не только столовая. — И обстоятельно начинает перечислять: — Медпункт, бильярдная, комнаты стенографисток…
— Ага. Значит, поближе к стенографисткам. Уж не нужна ли нам стенографистка?
— Не думаю, — сказал серьезно Подпругин.
— А то могли бы втроем.
Понял, что шучу. Захохотал.
Я следила за ним. Слово «стенографистка» действует на него возбуждающе.
………………………………………………………….
— Вы из персонала? — спросили Подпругина (в столовой).
— Из какого персонала?
— Из обслуживающего…
Он чуть не поперхнулся компотом. Сухо ответил «нет» и, конечно, обиделся. А мне очень понравилось. Персонал.
— Ну что, персонал, — подтрунивала над ним в номере, — как дальше жить будем, персонал обслуживающий?
— Ну зачем ты, Элен? — обиженно бубнил Подпругин, заметно воспламеняясь и не забывая вместе с тем о кипрской проблеме.
(Ошибка. В тот раз проблему раздела Кипра я не исследовал. — Мое примечание.)
Иногда он бывает трогателен.
………………………………………………………….
Здесь хорошо. Чистый воздух. Природа.
Но скучно. Выйти нельзя за забор — охраняют. Охраняемый санаторий. С улучшенным питанием.
Да и куда мне идти? На озера? Нельзя. Украдут. Ей-ей, украдут.
Подпругин тоже скучает, но его, по крайней мере, увозят с утра пораньше — где-то накачивают.
(Инструктируют. — Мое примечание.)
Возвращают к обеду. А еще лучше — к ужину. Без него веселее.
А на меня и внимания никто не обращает, хожу себе туда-сюда, принимают за чью-то родственницу.
Подпругину я тоже надоела. Он бы рад пообщаться с кем-нибудь, да здесь народ не очень общительный. Даже стенографистки.
По-моему, он сам не понимает, несмотря на накачки,
(На инструкции. — Мое примечание.)
зачем нас сюда привезли и что хотят от меня и от него тоже.
(Личное мнение Е. В. Ковалевой.
Я все понимал. — Мое примечание.)
Лариса, дворник, у нее высшее юридическое образование. Познакомились. Поболтали. Пообсуждали мужей. Вернее, ее мужа. Про моего много не расскажешь. Мой засекречен. Ее тоже засекречен, но не так сильно, как мой. Ее Глеб подкармливает кабанов картошкой. Там, на краю поля, говорит, установлен помост для Генерального секретаря (или вышка?) — на случай, если тому захочется поохотиться.
— Вот приедет, услышишь.
Я рассказала Подпругину про кабанов — он знал, оказывается. Третьего дня сам, оказывается, обращался к старшему егерю с просьбой выдать лицензию, мне не сказал.
(Предупреждая иронические филиппики Е. В. Ковалевой, спешу напомнить о значении охоты на дикого зверя в жизни многих советских мужчин, сознательно придерживающихся ее активного образа. Впрочем, почему же советских? Обратимся к другой эпохе, постсоветской — например, ко времени работы автора настоящих комментариев над его непосредственными воспоминаниями, составившими, как, несомненно, заметил читатель, вторую часть данной книги. Первый пример: каждый вновь избранный в 1996–97 годах губернатор получил в подарок от президента Б. Н. Ельцина охотничье ружье, что говорит само за себя. Второй: в январе 1997 года тогдашний премьер-министр В. С. Черномырдин застрелил на охоте молодого медведя, несправедливо, на мой взгляд, и пренебрежительно названного в ряде газет всего лишь медвежонком, что, полагаю, не должно умалять значение факта. Даже посол Болгарии, это уже третий пример, в те же январские дни, по свидетельству некоторых средств массовой информации, ездил охотиться на лису в Подмосковье. Я уже не говорю о всевозможных «русских сафари», организуемых для состоятельных иностранных туристов. Закроем список.
