Хозяйка истории - [28]
Но вернемся в май 72-го.
Итак, у нас произошло ЧП.
К Никсону оно имело то отношение, что было приурочено к его визиту. Не более. Но и не менее. Лучшего момента для провокации придумать было невозможно.
Кто-то — кто, так и осталось неустановленным — написал гнусный донос на сотрудников нашего подразделения и отправил его по каналам обычной почтовой связи в адрес ни много ни мало председателя комитета. В этом отвратительном доносе клеветнически утверждалось, что в структурах, вверенных его руководству, успешно функционирует публичный дом, будто бы специально организованный группой кадровых офицеров для утоления своей похоти. Давались характеристики по персоналиям. Я видел этот гадкий документ. Применительно ко мне неизвестный доброжелатель употребил слово «похоть» с эпитетом «необузданная». Также назывались имена, как было сказано, «представительниц древнейшей профессии», якобы нами некогда совращенных, от которых, по утверждению анонимщика, мы требовали в первую очередь «артистизма». То есть «слышал звон, но не знаю, где он», должен был подумать посвященный в суть дела читатель этого мерзкого сочинения. Вот что составляло суть провокации. Давалось понять, что звон действительно идет и это лишь первый его отголосок.
Можно представить, какое впечатление произвело письмо на Руководство Программы, уместно добавить: сверхсекретной программы!
Если автор был идиотом, почему идиоты осведомлены о деталях сверхсекретных исследований? Но идиотом он не был, здесь был тонкий расчет, автор наш — кто-то из своих, и цель провокации — заблокировать эксперименты.
На некоторое время Отдел погрузился в атмосферу невыносимой подозрительности. Многие подозревали многих.
Лично я грешил против В. Ю. Волкова. На мой взгляд, он, как монополист исключительного дара, каковым являлся дар Е. В. Ковалевой, был менее других заинтересован в успехе наших исследований. Позже, когда Елена Викторовна стала моей женой, мы эту деликатную тему обсуждали с ней неоднократно — она всегда защищала своего покойного мужа, нередко аргументированно, но чаще посредством эмоций. Как бы там ни было, я ей поверил и отказался от своих уже никчемных подозрений. Хотя теперь, по прошествии лет, бывает снова нет-нет и подумаю: а не потому ли не нашли виноватого, что гибель В. Ю. Волкова через несколько дней после описываемых событий сделала расследование в принципе бесперспективным?
Но, повторяю, я никого не хочу обвинять. У меня нет никаких доказательств. Это просто вопрос. Можно, если угодно, с тремя вопросительными знаками!
Я ведь тоже побывал в числе подозреваемых.
Да, да, смешно сказать — я! я! — был подозреваем в совершении этой омерзительной гнусности!
Не сказать об этом с моей стороны выглядело бы необъективным. Потому говорю.
И чьих же, спросят меня, подозрений я стал объектом, мишенью?
Главного нашего психолога — вот чьих!
Как же тут не задуматься о причинах неплодотворности экспериментов? Что же еще ожидать от исследований с таким психологическим обеспечением? Как смотреть в глаза мультиоргазмической партнерши, когда группа психологической поддержки вот-вот внушит тебе, — не о себе говорю, но все-таки, — вот-вот внушит половое расстройство, того гляди зазомбирует?
Сей знаток человеческих душ строил свои подозрения по двум пунктам.
Первое. Я, видите ли, большой любитель докладных.
Второе. Мне, знаете ли, присущ скрытый эксгибиционизм. Я склонен, оказывается, к демонстрации своих интимных и будто бы примитивных переживаний, а также к публичным самовыражениям, что якобы еще и сочетается у меня с тайной неприязнью ко всему, способному что-либо прикрывать, накрывать, укрывать — к одеждам, театральным занавесам, режимным предписаниям блюсти секретность.
Полный маразм!
На первый пункт я отвечал докладной. По второму пришлось пройти тестирование, он же сам и обрабатывал. Результаты до моего сведения доведены не были, но от меня все же отстали. Оно и понятно, специалисты просто так на дороге не валяются. Но как трудно, как невыносимо тяжело работать в атмосфере всеобщей подозрительности!
С ускоряющимся замедлением затормаживались наши исследования. Это стало очевидно всем, особенно теперь, когда Руководство Программы обратило на нас пристальный взор. Проверки следовали одна за другой и лишь усугубляли состояние общей нервозности. Двое из восьми исполнителей обнаружили полную недееспособность. Объекты расхолаживались, у них начинались досадные сбои. Усвоенное за последние месяцы быстро утрачивалось, и наступала полоса затяжных простоев.
Провокатор добился, чего хотел: уникальные исследования надежно блокировались. Осталось подводить итоги.
Что ж, они не были утешительными. Нет, в области общей сексологии был совершен невероятный рывок — это бесспорно, — но с позиции задач, поставленных Руководством Программы, наши эксперименты оказались безрезультатными. Е. В. Ковалева по-прежнему оставалась уникумом.
Вот почему тяжелейшая депрессия, поразившая Е. В. Ковалеву после неожиданной гибели ее мужа, была воспринята нами как общая катастрофа.
Глава седьмая
Несвоевременность выхода из игры Е. В. Ковалевой. — Китайский фактор. — Тревожная ситуация в Южной Америке. — Подарок Л. И. Брежневу, или Пиррова победа. — Величина преимущества: один голос
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман известного петербургского прозаика Сергея Носова «Дайте мне обезьяну» — гротескная хроника провинциальной предвыборной кампании. В книгу также вошли пьесы для чтения «Джон Леннон, отец» и «Берендей», три новеллы.
Прозаика и драматурга Сергея Носова не интересуют звоны военной меди, переселения народов и пышущие жаром преисподни трещины, раскалывающие тектонические плиты истории. Носов — писатель тихий. Предметом его интереса были и остаются «мелкие формы жизни» — частный человек со всеми его несуразностями: пустыми обидами, забавными фобиями и чепуховыми предрассудками. Таков и роман «Фигурные скобки», повествующий об учредительном съезде иллюзионистов, именующих себя микромагами. Каскад блистательной нелепицы, пронзительная экзистенциальная грусть, столкновение пустейших амбиций и внезапная немота смерти — смешанные в идеальной пропорции, ингредиенты эти дают точнейший слепок действительности.
Необычная книга о «тайной жизни» памятников, несомненно, спровоцирует петербургского читателя на дополнительные прогулки по городу, а не петербургского – на посещение Петербурга. Написана она другом и доброжелателем памятников писателем Сергеем Носовым. Сравнить ее можно разве что с увлекательными книгами о животных, в среде которых подолгу живет исследователь.4-е издание.
Сергей Носов родился в 1957 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения и Литературный институт им. А.М. Горького. Прозаик, драматург. Отмечен премией журнала «Октябрь» (2000), премией «Национальный бестселлер» (2015). Финалист премий «Большая книга» и «Русский Букер». Живет в Санкт-Петербурге.
Всем известно, что Сергей Носов – прекрасный рассказчик. В новой книге собрана его «малая проза», то есть рассказы, эссе и прочие тексты, предназначенные для чтения как вслух, так и про себя широким кругом читателей. Это чрезвычайно занимательные и запутанные истории о превратностях жизненных и исторических обстоятельств. Короче, это самый настоящий музей, в котором, может, и заблудишься, но не соскучишься. Среди экспонатов совершенно реально встретить не только предметы, памятники, отверстия, идеи и прочие сущности, но и людей, как правило – необыкновенных – живых и умерших.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…