Хозяин Яузы - [7]

Он и теперь затруднялся бы сказать, чем зарабатывает на жизнь. В принципе мог бы вообще ничего не делать – Венера готова была его кормить и обеспечивать все его потребности, следила за его одеждой, но он предпочитал иметь и свои доходы. Благодаря тому, что на разных станциях успел пожить, были у него в разных местах знакомые, и нередко выступал он посредником в сделках. Допустим, хочет кто-либо приобрести вещь, которую так просто у торговцев не купишь, – оружие или инструмент какой-нибудь редкий, или еще что. А Федор знает человека, у которого такое можно найти. Вот и сводит людей друг с другом, получая за это свою долю. И сам он во время сделки следит, чтобы все прошло как надо.

Вот и Серому нужен был какой-то редкий пистолет. Федор особо не вникал даже – отправил записку с челноками оружейнику Кузьме на Бауманскую. Тот написал, что вещь такую сможет найти, и назначил встречу на Курской через три дня. Ответ его попал к Федору аккурат накануне назначенной встречи – Федор еле успел предупредить заказчика. И вот они в дороге.

* * *

Курская-кольцевая встретила их ярким светом. На взгляд Федора, она отличалась именно тем, что почти ничем не выделялась – другие станции кольца были гораздо красивее. А эта станция была выдержана в бежевых тонах, не было здесь ни затейливых украшений, как на Новокузнецкой, ни цветной мозаики во всю стену или витражей, как на Новослободской. Хотя Федор смутно ощущал, что простота здесь была более продуманная, чем, к примеру, на Китай-городе, да и камень, которым была отделана станция, – куда интереснее. Колонны, подпиравшие потолок, блестели бесчисленными гранями, дочиста отмытыми.

Кузьма, как и обещал, ждал их в местной закусочной. Это был кряжистый мужик с пронзительным взглядом, с морщинами на лбу, с намечавшейся лысиной, с окладистой бородой, в неброской, но добротной куртке защитного цвета с кожаными заплатами на локтях, поставленными явно умелой женской рукой. Штаны были заправлены в кирзовые сапоги, тоже относительно новые. Другой обуви Кузьма не признавал – разве что менял иногда сапоги на пластиковые тапки. Кузьма с кем-то беседовал, перебрасывался приветствиями – его тут многие знали. Ради знакомства заказали по кружке грибного чая – Кузьма позволял себе брагу только после завершения сделки. Усевшись за исцарапанный белый пластиковый столик, потолковали об обстановке; увидев оружейника, к ним присоединился кто-то из местных. Узнав, что Ганза принимает беженцев с ВДНХ, Федор подосадовал про себя – вот где селиться-то надо было, сейчас, глядишь, на кольцевую бы попал с другими беженцами, а там уж зацепился бы как-нибудь. Да разве заранее угадаешь, как лучше? Углубленный в свои мысли, он чуть не прослушал, о чем Кузьма говорит с ганзейцем. А ведь любая информация может пригодиться.

– Так, значит, эти, с Винзавода, не донимают пока? – интересовался Кузьма, разглаживая бороду.

– Да у них осенью самый гон – тогда сталкеры иной раз и наружу высунуться не смеют, – ответил ганзеец. – А сейчас только в полнолуние надо остерегаться. Впрочем, с ними не угадаешь. Еще какая-то дрянь лезет из трущоб привокзальных, вроде бы выход на пути замуровали, а теперь люди говорят, что словно скребется кто-то иногда с той стороны. Бабы, ясное дело, пугаются. Да и самим боязно, хоть виду и не подаем. А ну как прокопается к нам кто-нибудь снаружи? А еще бабы слухи распускают, что в туннеле как-то прямо с дрезины утащили пассажира – то ли крыса огромная, то ли мутант. Кто ж теперь знает, как там оно на самом деле было?

– Да, – веско подытожил Кузьма, – не позавидуешь вам. Мне эти станции привокзальные всегда гиблыми местами казались, нехорошими по нынешним временам.

Федор был с ним в глубине души согласен. Там, где есть вокзалы, даже внизу, в метро, ощущается какая-то… тревога, что ли? Иногда сталкеры уходят наверх и пропадают с концами, особенно в полнолуние. Нет, на других станциях тоже бывает, что люди не возвращаются обратно, но на привокзальных – куда чаще. А один странный случай Федор собственными глазами наблюдал. Двое вернувшихся с вылазки сталкеров еле дотащили до лазарета третьего, который был в беспамятстве. Говорили, что его вдруг переклинило, и он пытался куда-то уйти от вокзала по шпалам, насилу вернули. А тот, бедняга, словно бы не соображал ничего, и только все просил какой-то железнодорожной воды, отталкивая кружку с чаем, которым, плача, пыталась напоить его медсестричка. И на следующий день к вечеру помер.

– Взять вот хоть Павелецкую, – продолжал свою мысль Кузьма, почесывая лысину, – вот где беда настоящая.

Он степенно отставил пустую кружку, вытер рот тыльной стороной руки, поросшей темными волосками. Пальцы его с коротко остриженными ногтями уже не отмывались от оружейной смазки.

– Ну, там-то вообще гермоворот нет на радиальной, оттого там чуть не поголовно все лысые и подолгу не живут. И каждую ночь к ним мутанты сверху лезут. «Приезжие» – так они их окрестили. Уж этим-то беднягам точно не позавидуешь, – согласился Серый.

Федор промолчал. При упоминании Павелецкой он подумал о Кате. «Может, на обратном пути загляну к ней», – решил он.