Хозяин тишины - [5]

Но не для меня. В моем сердце его последняя воля пересилила любую обиду, которую я могла на него таить. Думаю, по сути своей Полковник был хорошим человеком, который зачем-то удачно это скрывал.

Днем начал накрапывать мелкий колючий дождик, и мне вдруг подумалось, что природа решила поплакать со мной за компанию над судьбой этого странного старика. Итого над его гробом плакали двое — на двоих больше, чем он ожидал.

Я была единственной, кроме сотрудников похоронного агентства, кто сопровождал гроб до кладбища. Когда его опустили в могилу, я робко бросила туда скромный букет подснежников, который принесла с собой, а потом, к моему удивлению, на кладбище доставили роскошный венок. Он был большой, больше меня, сделанный из живых роз, темно-бордовых, в этот пасмурный день смотревшихся почти черными. На венке было написано «Человеку, который остался человеком», но не было указано, от кого это, да и курьер, которого я попыталась расспросить, не знал, кто оплатил цветы.

На работе все были удивлены моим неожиданным для них горем из-за «старого маразматика», но отнеслись к нему с пониманием. Мне дали один выходной, — за свой счет, разумеется, иначе в нашем заведении не проявлялась даже доброта, — а уже на следующий день я вернулась к работе, от которой Полковник так отчаянно пытался меня спасти.

* * *

Прошло восемь дней после смерти Полковника, когда на меня вдруг обрушился телефонный звонок: меня приглашали в ту самую контору в центре Москвы. Да, ту, где даже зеркала стеснялись меня отражать!

Звонила секретарша — я узнала ее по голосу. Судя по тону, эта барышня была в шоке от того, что мне дозволено приползти в святая святых. Но как бы она ни кичилась своим превосходством, реальной роли в этой компании она не играла, ей даже не сообщили, зачем меня приглашают. Назвала время — и все, бросила трубку. Видимо, ушла плакаться своей маникюрше, что ее работа уже не так престижна, как раньше.

Я никак не могла поверить, что это происходит по-настоящему. Какое отношение одинокий больной старик мог иметь к этой элитной компании, расположенной так высоко, что их можно было в буквальном смысле считать небожителями? А с другой стороны, кто-то же купил ему квартиру и прислал на похороны цветы стоимостью в три моих зарплаты!

Ничего нормального тут не было, и я понятия не имела, идти мне или нет. Что я могу там получить? Новую порцию позора? Подозрительные вопросы? Я не важна для них, важен Полковник, а его я толком и не знала.

С другой стороны, что я теряю? Не я ли недавно жаловалась на то, какой бездарной и серой стала моя жизнь? Полковник действительно подарил мне то, что достается в наши дни не каждому: второй шанс. А может, первый шанс на что-то, чего у меня еще не было! Когда ты на дне, твои риски не так уж велики. Я обязана была пойти на эту встречу хотя бы из уважения к памяти Полковника.

Вообще, чего я боюсь? Позора? Так его ведь просто избежать! Стесняться мне нечего, я не сделала ничего дурного, а уж хорошо выглядеть я умею.

Я учла все уроки, полученные при визите в сияющую зеркальную башню, и на этот раз подготовилась. Я надела дорогие туфли на шпильке, расшитое цветами платье — вещи из моей прошлой жизни, которые совсем уж неуместно смотрелись в моем новом более чем скромном жилище. Но я не дошла то той стадии отчаяния, когда я готова была бы распродавать одежду!

Я накрасилась, и это многое изменило. Надо сказать, что на внешность я не жалуюсь — я жалуюсь на цвет. Во мне его просто нет. То есть, его настолько мало, что ресницы сливаются с веками, брови — с бледной кожей лба, светло-розовые губы словно и не существуют, и издалека я представляю собой одно сплошное светлое пятнышко. Но хвала тому, кто изобрел косметику. С ней мое лицо наполнялось цветом, а вместе с ним и объемом: в итоге откуда-то появлялись точеные скулы, аккуратная линия подбородка, чувственные губы, и я уже ничем не напоминала мальчишку-газетчика из двадцатых годов прошлого века. Да, с макияжем всегда много мороки, но оно того стоит.

Волосы я перестала стричь, когда у меня стало не хватать денег на парикмахера: заплела в косу — и удобно. Но теперь я распустила их, позволила упасть на плечи золотистыми волнами. В конце концов, встреча закончится, а денег на парикмахера у меня по-прежнему не будет.

Мои усилия были вознаграждены уже с порога: секретарша меня не узнала, а потом, когда я объяснилась, еще долго отказывалась мне верить. Но ничего, я умею быть настойчивой — и гордой быть тоже умею. Я себя не на помойке нашла! Оказалась на помойке — это да, печальная правда моей жизни. Но начинала я не на дне!

Секретарша проводила меня в конференц-зал, и я понятия не имела, кого там увижу, она ничего не сказала мне. Прокурора, готового провести допрос? Военных сослуживцев Полковника? Группу акционеров, желающих сказать, что Полковник — тайный миллионер, завещавший мне свою долю?

Но нет, меня встречал всего один мужчина, и он мне не понравился с первого взгляда.

Он был высоким и очень худым, будто бы высушенным на солнце. Хотя нет, какое солнце? Его кожа была бледной, чуть ли не зеленоватой, и казалось, что о существовании солнца он даже не подозревал. В нем все было длинное, будто бы вытянутое: лицо, руки, ноги, пальцы. Его волосы были седыми, но, думаю, это была ранняя седина — мужчине было не больше пятидесяти. На его лице застыла вежливая улыбка, однако светлые глаза, разглядывавшие меня, были холоднее льда.