Хозяин дома - [5]
Долгое время я им сопротивлялся. По невежеству, по бедности, суеверию и легкомыслию (привычка жить на чемоданах) я держался подальше от них от всех, я даже не знал еще, как удобны чужие дома, жилища друзей, куда я понемногу научился проникать, что называется, зайцем, играя на обаянии или на любви (как в толпе проталкиваешься локтями); я пробивался в первый ряд любителей и вскоре занимал видное место (странно, что никто ни разу не усомнился в чистоте моих побуждений): я совал нос во все на свете, от окраски стен до семейных сцен. Меня занимали ковры и кровля, слуги и собаки, я ломился в двери и чувства, дрожал — как бы не выгнали! — я был верный слушатель, навязывался всем, кто хотел поговорить, но вскоре без меня уже не могли обойтись, я подбирал крохи под чужими крышами, как голодный подбирает объедки с чужих тарелок, и впрямь открыл в себе какой-то неутолимый голод — его не мог бы насытить ни один дом в отдельности. По справедливости женщины принадлежат сластолюбцам, а стены — бродягам. Но я этого еще не знал.
Да полно, вправду ли они меня пугали? Может быть, просто моя жизнь проходила вне их стен. Детство я провел среди перепуганных людей, среди женщин, которые продавали все, что могли, юность — среди насмешливых, злоязычных девчонок, — такое общество не располагало к оседлости. Модно было жить в гостинице. И я кочевал по меблированным комнатам, втайне надеясь, что там более или менее чисто, но принято было прежде всего требовать, чтобы там было «забавно». (Одно из самых ходких словечек той поры, хотя смеялись тогда очень мало.) Выбирали жилище с названием посмешней. Вот почему я одно время жил на площади Пантеон в «Отеле великих людей» или еще в «Трианонском дворце», где была отчаянная сырость и ничто не напоминало Версаль. Довольно мрачный Трианон. На улице Принца я украдкой завел подвесной патрон для лампочки; вечерами я подключал его к свече маленькой люстры «под Людовика XVI», свисавшей с потолка; протягивал провод длиной в два метра, выдвигал стол на середину комнаты, включал сильную лампу (уходя из дому, я прятал ее под стопкой белья) — и при помощи всех этих ухищрений мог работать и читать; провод уродовал люстру, щекотал мне лоб, и я становился похож на жительницу меблирашек, что сама на скорую руку гладит тонкое белье — непременную принадлежность ее малопочтенного ремесла.
Иногда Женевьева меж двумя взрывами смеха — потешаясь над своим глупым мужем, она хохочет, как девчонка, — восклицает:
— Да в Париже нет такого места, где ты не жил! Когда ты успел? Сколько тебе лет?
Сама Женевьева знала только один дом — внушительный особняк на улице Жорж-Мандель, построенный еще ее дедом. Там я и увидал ее впервые. Моя бродячая жизнь ее изумляет. «За десять лет твоего детства улицу трижды переименовали, но вы — вы не сдвинулись ни на шаг. Вот что значит семья: вы так прочно пустили корни в одном месте, названия улицы оказались куда менее долговечными. Выдержать беглый огонь войн и революции, предназначенный для других, — и не дрогнуть, не сбежать». Как они были хороши, юные аристократки из района Пасси, на своих велосипедах, в туфлях на грубой тол стой подошве, летом 1944-го…
— Ну же, постарайся вспомнить, я хочу, чтобы ты мне назвал все-все дома, где ты жил в Париже, да по порядку!
Короче говоря, из стана бродяг в стан людей оседлых я переметнулся с того дня, когда оказалось, что я сыт по горло оплеухами и залатанными чемоданами. С того дня. когда у меня пропала охота свергать Франко. Скажем для ясности так — с того дня, когда мне стало наплевать на Франко: пусть его состарится в своем углу, больше я не стану портить ему кровь, подписывая всякие заявления и обращения. Со дня, когда мои милые мятежницы, которые так яростно отвергали всё на свете (почти всё), мои карающие ангелы, мои милые цветущие розы показались мне довольно безобидными — грубо говоря, розами без шипов. О, пришел и их черед повзрослеть! Я и теперь изредка с ними сталкиваюсь — то в безличной прохладе аэровокзала, то у входа в дорогой отель. Теперь уже известно, с какой стороны хлеб намазан маслом. Короче говоря, в один прекрасный день мне надоело разыгрывать вояку, храброго только на словах. Меня занимают предметы серьезные: законы нашего синтаксиса, рост плодовых деревьев. На горизонте этих просторов, где произрастают проза и яблони, вздымались стены домов. Надо было наконец подойти и заглянуть внутрь.
— Был дом на улице Драгун, в глубине двора, за узким проходом — «совсем как у Бальзака», говорили эти дурочки. Была каморка прислуги в доме на улице Турнфор, постройки 1930 года, там донимала жара, зато вид был превосходный; к несчастью, я забыл в стенном шкафу таблетки от кашля, и на целый месяц мое жилище пропахло камфорой. Был дворец на площади Вобан, там я жил в комнате, обитой пробковым дубом, и книжные полки прогибались под тяжестью Британской энциклопедии, но ванную приходилось делить с заклятыми врагами мыла, и жадные глаза подсматривали за моими любовными похождениями. И еще безымянные и бесцветные жилища на улице Даниэль-Лесюер, на улице Фоссэ-Сен-Жак, на авеню Латур-Мобур. И еще…
Произведения современного французского писателя Франсуа Нурисье (род. в 1927 г.), представленные в сборнике, посвящены взаимоотношениям людей.Роман «Праздник отцов» написан в форме страстного монолога писателя Н., который за годы чисто формальных отношений с сыном потерял его любовь и доверие.В центре повествования романа «Бар эскадрильи», впервые публикуемого на русском языке, — жизнь писателя Жоса Форнеро. Сможет ли он сохранить порядочность в обществе, где преобладают понятия престижа и власти?
Франсуа Нурисье — признанный классик французской литературы XX века, до недавнего времени президент Гонкуровской академии. В новой книге Нурисье приглашает читателя в свою творческую лабораторию, а поводом к этим мудрым, порой печальным, порой полным юмора размышлениям послужил почти анекдотичный житейский случай: у писателя украли в аэропорту чемодан, в котором, помимо прочего, была рукопись его нового романа…
Произведения современного французского писателя Франсуа Нурисье (род. в 1927 г.), представленные в сборнике, посвящены взаимоотношениям людей.Роман «Праздник отцов» написан в форме страстного монолога писателя Н., который за годы чисто формальных отношений с сыном потерял его любовь и доверие.В центре повествования романа «Бар эскадрильи», впервые публикуемого на русском языке, — жизнь писателя Жоса Форнеро. Сможет ли он сохранить порядочность в обществе, где преобладают понятия престижа и власти?
«Причуды среднего возраста» — это история любовных переживаний сорокалетнего мужчины, своеобразное подведение итогов и иллюзия, которую автор подверг глубокому анализу, оставляющему чувство горечи и причастности к чему-то очень личному. За этот свой роман член Гонкуровской академии Франсуа Нурисье был удостоен литературной премии «Фемина».
Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жюль Ромэн один из наиболее ярких представителей французских писателей. Как никто другой он умеет наблюдать жизнь коллектива — толпы, армии, улицы, дома, крестьянской общины, семьи, — словом, всякой, даже самой маленькой, группы людей, сознательно или бессознательно одушевленных общею идеею. Ему кажется что каждый такой коллектив представляет собой своеобразное живое существо, жизни которого предстоит богатое будущее. Вера в это будущее наполняет сочинения Жюля Ромэна огромным пафосом, жизнерадостностью, оптимизмом, — качествами, столь редкими на обычно пессимистическом или скептическом фоне европейской литературы XX столетия.
В книгу входят роман «Сын Америки», повести «Черный» и «Человек, которой жил под землей», рассказы «Утренняя звезда» и «Добрый черный великан».
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.