Хозяева плоской Земли - [34]

– А сами-то вы с чем, с фонарями? – уточнил я.

– С фонарями, – согласился Лукас после короткой заминки. – Идём, короче, по проходу, как по коридору, под ногами тот самый ручей журчит и хлюпает, но мы в сапогах, нам хоть бы хны. Прошли так, думаю, шагов сто, не меньше. Проход кривой, петляет, но длинный, гад. Мы идём, а сами всё назад поглядываем, не хотим от остальных сильно отрываться. Наконец, бац, коридор заканчивается, и мы в ещё одной пещере, просто огроменной даже по сравнению с первой. Тут уже вода даже с потолка капает. Смотрим вверх, а там несколько дырок, и через них небо видно. Понятно, что любой снег, любой дождь, всё туда попадает, как в открытый рот. Посреди пещеры целая лужа натекла. Ну, лужа, это я, конечно, грубо сказал, не лужа, а прудик эдакий, шагов так тридцать по диаметру. Глубину не знаю, врать не буду, не измеряли. Смотрим на стены, а они все тёсаные, почти гладкие, явно человеческие руки обрабатывали. Да и тёсаные не на всю вышину, а только в рост человека, ну, может чуток повыше. Дальше опять камни простые идут. Как будто кто хотел специально показать, мол, глядите, мы тут природу малешко поправили. Поправили, нечего сказать: в стенах выбиты какие-то странные знаки, выбиты как следует, основательно, не нацарапаны, а именно выбиты, чтоб уж на века, по всему кругу пещеры, кроме одного места, где большое углубление, как выразился Бьярки – ниша. И стоит в этой нише ещё один камень, тоже тёсаный, длинный. Мы сразу смекнули, что это гроб. В верхней части виден срез, точно он крышкой прикрыт. Так и оказалось. Мы попробовали, но вдвоём, два дюжих мужика, не смогли её сдвинуть.

– А ещё в этой пещере что-нибудь было?

– Холод и мокрота, вот что там было. – Лукасу явно нравилось, с каким вниманием мы его слушаем. – Ничего там больше не было, друзья мои. Кроме опять же факелов, разумеется. Мы покружились, поразглядывали рисунки да и вернулись к своим.

– А как же крышка? – поразился я. – Неужели так и не открыли?

– Какое там, – махнул Лукас рукой, как мух отгоняя первые дождевые капли. – Когда с медведем покончили, все впятером вернулись напоследок, пробовали, пробовали, но так плиту эту и не сдвинули.

– А поднимать пробовали? – негромко так, я бы даже сказал вкрадчиво, поинтересовалась Василика.

– Чего? – не сразу уловил суть вопроса Лукас.

– Ну не сдвигать, а поднимать, – пояснил я, смекнув, к чему она клонит, и поспешив показать, что тоже умею рассуждать быстро и здраво.

– Хрен знает… может и пробовали. Если отец покажет, сама попробуешь, раз такая умная. Нам не до того было. Пещера с гробом никуда не убегут, а медвежатина, если не зимой, быстро портится, сами знаете. Короче, переночевали мы, а не свет не заря двинулись обратно, к лодкам. Мы дальше домой, а Бьярки ещё решил подзадержаться. Тебе там, кстати, пещеры и привидения не снились? – оглянулся он через плечо на поджавшую губы девушку. – Ох уж мне эта молодёжь нынешняя! Всё ей, понимаешь, кажется, всё ей видится, всё-то она уже знает и умеет. И чего только я с вами согласился плыть?

– Тебе заплатили, вот и согласился, – напомнила Василика. – Кстати, твой ялик быстрее не может?

Глядя, как она прячется под капюшон своей тоненькой брезентовой куртки, я только сейчас почувствовал, что дождь усиливается. Утопить не утопит, но подмочить может основательно. Надо отдать должное Лукасу: с парусом он справлялся виртуозно, не хуже моего отца, филигранно приводился к ветру и в нужный момент уваливался под него, сильно и решительно подтравляя и выбирая непослушное полотнище. За рассказом о пещере время пролетело незаметно, так что теперь береговая линия острова виделась вполне отчётливо. Но дождю было всё равно. Похоже, он решил поиграть с нами в «кто быстрее» и в какой-то момент припустил, как из ведра. Я дождей не боюсь, много раз промокал до нитки, но одно дело, когда тебя ждёт тёплый дом и горящий очаг, где можно обсохнуть, и совсем другое, когда ты посреди клокочущей воды, тебя обдувает пронизывающими ветрами, а впереди – незнакомый берег и очевидное отсутствие какого-либо жилья. Признаться, в тот момент от отчаяния и истерики меня удерживала только мысль о девушке, которая на всё это пошла совершенно сознательно и теперь ожидала от нас, её провожатых, поддержки и помощи до конца. Чтобы согреться, я вскочил на ноги и стал по собственному разумению оказывать Лукасу необходимое содействие.

Поначалу он принял меня с раздражением, думая, вероятно, что южане тупы и медлительны, однако мне удалось его довольно быстро в этом разуверить, я втянулся в игру с ветром, получив, правда, пару раз парусом по лицу, что меня исключительно раззадорило, и в итоге не успел дождь нацедить нам воды выше настила, как откуда ни возьмись появились первые скалы, Лукас чертыхнулся, бросил снасти на меня, а сам одним прыжком заполнил собой корму, где его дожидалось безхозное рулевое весло. Василика тоже не сидела сложа руки. Как дочь рыбака и морехода, почуяв опасность, она вооружилась одним из гребных вёсел, легла грудью на нос ялика и теперь отчаянно отпихивалась им от гладких боков поджидавших нас камней. Не дожидаясь команды, я посдергивал с мачты всю оснастку, что не смог сдёрнуть – закрепил тросами, посмеиваясь в душе над тем, что показываю большущий деревянный средний палец ветру. Приливное течение подхватило нас и повлекло вдоль берега. По тому, что Лукас не кричал, а Василика убрала весло и села прямо, я сообразил, что всё идёт, как нужно. Однако радоваться было преждевременно. Громыхнул гром. Ветер у берега стих, но дождь встал стеной. Мы начали осторожно огибать остров, выискивая подходящее местечко, чтобы приткнуться. Лукас, разумеется, собирался добраться до причала, где они обычно швартовались, да вовремя смекнул, что сейчас не самое подходящая для этого погода. Василика уже стояла на носу в полный рост и махала рукой, указывая, где, по её мнению, лучше пристать. Лукас кричал в ответ, что, мол, нет, ещё рано, в смысле, что здесь слишком глубоко и лично ему, вытаскивая ялик на сушу, купаться не хочется. Василика соглашалась и сразу же снова начинала махать, обнаруживая очередную заводь. Я стоял между ними, готовый ровным счётом ко всему. Если бы девушка сказала мне броситься в воду и тянуть их на берег, я бы не раздумывал. Тем более что вода уже была всюду, разве что ботинки ещё держались. А в подобных случаях ноги – самое важное. Можно промокнуть до нитки и замёрзнуть, но если ноги сухие и в тепле, простуда отменяется. А вот если промокли и замёрзли ноги, кутайся, сколько хочешь – кашель неотвратим. Когда живёшь в местах вроде наших, эти простые заповеди знают все. Поэтому наш ялик упорно двигался дальше, до тех пор, пока Лукасу ни приглянулась отмель, заваленная сверкающей галькой. Я тем временем уже сидел на вёслах и грёб, что было сил, чтобы с ходу заставить нашу посудину заползти брюхом как можно выше на берег. Этот манёвр нам удался замечательно, так что в конечном счёте ноги вымокли у всех, но не так сильно, как я боялся. Подгоняемые снова разволновавшейся Василикой, мы не только вытащили ялик из воды полностью, но и привязали к стволу ближайшего дерева. Удостоверившись в том, что пути к отступлению есть, мы побежали следом за Лукасом вдоль опушки в том направлении, где, как он знал, находилась их импровизированная пристань и где должна быть лодка Бьярки, поскольку больше ей быть просто негде, если только – какая чушь – сон ни оказался в руку. Согревшись на бегу, мы вскоре и правда наткнулись на узкие мостки с торчащими из воды палками. Вернее, натолкнулся я на Лукаса, который при виде этих самых мостков встал, как вкопанный. Потому что он теперь своими собственными глазами видел, что мостки пусты, то есть, что никакого ялика и в помине нет. Василика была права.