Хотеть не вредно! - [49]

У меня брови поползли вверх:

— Но ведь ты выпила, — робко напомнила я.

Ирка беспечно махнула рукой. Она крикнула детям, чтобы собирались, сама быстренько переоделась и уже разогревала рафик во дворе. Ленка подмигнула:

— Видишь, как все хорошо устраивается. Сейчас билет купим.

Мы залезли в микроавтобус, разместились вольготно в его салоне и понеслись. Я вцепилась в какую-то железку и всю дорогу не выпускала ее из рук. Трясло, как на фронтовой дороге. Мы пересекли рельсы по каким-то символическим мосткам, потом пронеслись мимо городка из строительных вагончиков.

Когда сбавили скорость и проезжали последний вагон, чуть в стороне, ближе к сопкам, я невольно вздрогнула. Мне грешным делом показалось, что я вижу Бориса. Мелькнуло знакомое лицо и исчезло. Конечно, показалось. Я не очень хорошо вижу: близорукость, на которую накладывается возрастная дальнозоркость, постоянно преподносит сюрпризы. Иногда такое увидишь! Я ничего не сказала Ленке.

Поднимая тучи пыли, мы притормозили у тыльной стороны вокзала. Я прошла к кассе, отстояла очередь и узнала, что билеты на Москву можно купить только за два дня: проходящие поезда. Понеслись обратно. Я шею вывернула, пытаясь увидеть вагончик, но ничего не успела разглядеть. Ирка высадила нас, где мы попросили, и взяла с нас обещание, что на днях поедем с ней вместе на природу.

Я отправилась навестить маму, а Ленка побежала готовить обед. Ну, надо же! В поселке расстояния — полчаса ходьбы от края до края, а народ на машинах ездит. На вокзал мы могли дойти за пять минут, ну, за десять от силы. Прежде чем идти к маме, я зашла к Вовке за племянниками. Обещала ведь, что приду. Сводила их поесть мороженое и выпить лимонаду прямо в магазине: больше некуда было вести.

У мамы было так спокойно и хорошо, даже есть не надо было: мы просто попили чай. Опять смотрели фотографии, вспоминали. Она все переживала, что я одна. Я пожаловалась:

— Знаешь, мне кажется, что уже все позади. Больше ничего не будет в моей женской судьбе.

Мама засмеялась:

— Что ты! Сорок лет — это только начало! По собственному опыту тебе говорю. Господи, да это самый расцвет красоты, сознания своей силы! Вспомнишь потом мои слова.

Мне так хотелось ей верить! Мы долго перебирали фотографии, я слушала разные истории, рассказывала ей о своей нынешней жизни. Прибежала соседка:

— Аня, тебя к телефону.

У мамы нет телефона, а муж соседки был машинистом: им положено. Ленка орала в трубку:

— Ты что, забыла, что нас Нинка Журавлева к себе звала? Мы сейчас заедем за тобой.

Через две минуты у подъезда стояла синяя новенькая девятка. Я люблю ездить на машинах, но по хорошим дорогам и подольше. А тут только села, не успела расслабиться — уже на месте. День клонился к закату, яркое солнце, сияющее неустанно, скрылось, немного подморозило. Небо ясное, светлое, но уже звездочки показались. Мы ехали на другой конец поселка, где к нему примыкает деревня, расположенная за рекой. Там свои дома, огороды. Мост новый отстроили. Летом обычно река так мелела, что машины проезжали прямо по воде, а зимой, ясно, по льду. Поэтому долгие годы мост не ремонтировался. Теперь же я увидела новенький, железобетонный, а не деревянный, как раньше, мостище.

Мы его не пересекали, остановились прямо у реки. Дом Нинки на берегу. Все-таки никакая квартира не сравнится с самым захудалым домом. Пусть печи, пусть воду надо таскать, но здесь даже дышится по-другому. У Нинки было уютно. Она, оказывается, уже успела приготовить стол для нас. Мы расселись, стали пить, закусывать основательно, все больше домашними вкусностями, придаваться воспоминаниям. У Нинки тоже двое детей. Я заметила, что во всех семьях здесь по двое детей, не больше и не меньше почему-то. А еще, как выяснилось, у Нинки есть муж. Мне показалось странным, что подруга не представила нам его, не пригласила с нами за стол. Он сидел в соседней комнате и смотрел телевизор, источая при этом ощутимый сарказм и неудовольствие. Я вопросительно посмотрела на подругу.

— Не обращайте внимания, — спокойно ответила Нинка, будто речь шла о домашнем животном. — Он всегда так. Не работает, все надоело, устал от безделья.

— Бедненький, — посочувствовали мы с Ленкой.

И в этой семье главной кормилицей была женщина.

С Нинкиного телефона мне удалось позвонить домой, и я окончательно успокоилась и предалась разврату, то есть отдыху. От души наговорившись, пересмотрев все фотографии, мы засобирались. Нинка повезла нас обратно. Когда проезжали мимо центра, я вспомнила:

— Ой, где-то здесь живет Танька Лоншакова! Ты ее знаешь?

— Да, — невозмутимо ответила Нинка, которая виртуозно вела машину, несмотря на количество выпитого. — Мы с ней вместе в Китай ездили. Хочешь, заглянем?

Она еще спрашивает! Я сто лет не видела Таньку. Мы подъехали к ее дому, расположенному возле вечного болота, по которому тянулась огромная доисторическая труба. Танька сама выскочила на шум мотора. Она, конечно, ожидала кого угодно, только не меня. Радости обоюдной не было предела! Мы целовались и обнимались совершенно неприлично. Ленка с подругой терпеливо ждали. Танька выпустила меня из своих объятий только при условии, что завтра я приду к ней с ночевкой. Я не стала ни о чем спрашивать, все оставила на завтра.