Хотеть не вредно! - [11]

Динка уснула. Мне одной выпала честь проводить молодого человека на выход. Его китель висел у меня над головой, я шутила, что не отдам его. А Леня-курсант грозился вместо кителя меня увезти с собой. Мы говорили с ним о любви, о его девушке, которая не дождалась Леню со службы, о самых интимных вещах. В вагоне было темно, мы лежали на своих полках, поэтому разговор получился откровенный и вполне лиричный. В Кирове Леня вышел. На следующий день мы не разлучались с Динкой до самого Свердловска. Она рассказывала мне немыслимую биографию, а я только ахала и все принимала на веру. Растроганная откровенностью и задушевностью всех людей, я тоже открыла ей все свои секреты.

Расставались мы очень тепло. Динка смотрела с какой-то непонятной грустью. Она переписала для меня русский текст сверхпопулярной тогда песни из фильма "Генералы песчаных карьеров" и подарила детективчик местного, свердловского, писателя. Я ей — фотографию Дина Рида, вырезанную из журнала. И все. Это была бы классическая ситуация с попутчиком в поезде дальнего следования, если бы история не получила неожиданного завершения. Спустя несколько дней после того, как я приехала в поселок, мне пришло письмо. На конверте были указаны только название поселка и моя фамилия. Совершенно непонятно, как оно дошло! Обратный адрес — "Свердловск, Динка".

Динка (она была вовсе не Динкой, но настоящего имени не назвала) начала с того, что попросила у меня прощения. Я все больше удивлялась. За что? Оказалось, что она все наврала мне, теперь же хотела, чтобы я узнала о ней правду. Ничего особенного не было в ее истории, обыкновенная провинциальная жизнь с пьяницами-родителями, с безысходностью скучного существования, с разочарованиями первых опытов любви. Скорее всего Динка была мечтательницей и выдумщицей, она не врала, а вдохновенно сочиняла. И то, что я безоглядно поверила ей, тронуло девчонку до глубины души. Она писала, что благодаря мне теперь верит в существование хороших людей, и видит во мне воплощение чистоты и правдивости. Читая Динкино письмо, я чувствовала себя слегка Хлестаковым и задавалась вопросом: неужели я такая?

…Однако снова ночь, а сна ни в одном глазу. И голова чугунная, и читать нечего, и тошнит слегка. Глядя на мелькающие огни, я подумала, что не знаю, есть ли Борис в поселке сейчас. Ведь мне ни разу за все эти годы не удалось его встретить. А если он там, то еще страшнее. Как я покажусь теперь, после того, как прошло полжизни? Время не красит…

Впрочем, и он мог за этот период превратиться в Квазимодо буквально. Мужики в поселке спиваются вмиг и становятся бесполыми, бомжеватого вида существами. Впрочем, у нас тогда не было понятия "бомж", а бытовало оскорбительное слово "бич", которое иногда расшифровывали как "бывший интеллигентный человек". Кругом разбросаны по тайге зоны, через поселок часто бежали зэки, а многие оседали у нас после освобождения. Однако тогда не было такого разгула воровства, пьянства, преступности, как сейчас. О наркотиках мы не слыхивали, а убийство было явлением настолько необычным, что о нем потом говорили годами. Говорят, сейчас там тоже правят бал чеченцы. Всю торговлю держат, и милиция у них под пятой…

Чтобы отвлечься от грустных размышлений, я лучше буду вспоминать десятый класс и моих ребят.

Так, а что же было тогда, после рокового седьмого ноября? Помнится, для меня это была точка отсчета необъявленной войны: я дала себе обещание никогда, никогда не замечать присутствие Бориса и не оказывать ему знаки внимания, в отместку за тот оскорбительный во всех смыслах танец!

Однако с точки зрения общего дела, тот вечер действительно послужил прогрессу. Наша любимая троица все более раскрепощалась и обретала популярность даже за пределами класса. Но звездный час у них был еще впереди.

Объявив Борису войну, я огляделась окрест и вдруг заметила к концу ноября, что многие мальчишки из класса стали как-то развязнее вести себя по отношению ко мне. Особенно из тех, брутальных. А вот Витька Черепанов, который раньше преследовал меня неловкими знаками внимания, притих. Он сидел за моей спиной и плел косички на кончике моего хвоста. Однажды он так увлекся, что воскликнул, имея в виду мои волосы:

— Шелк! — и тут же страшно смутился своей высокопарности.

А однажды на физкультуре квадратный и плотный Сережка Истомин во время игры в волейбол слегка приобнял меня за талию. Я возмущенно отпрянула и завесила ему тумака:

— Ну, ты совсем обнаглел! Как ты посмел до меня дотронуться?!

Истомин ответил, глупо ухмыляясь:

— Да я просто пощекотать хотел.

Я и из этого пустяка раздула целую историю. Стала думать: уж не рушится ли моя надежная "броня"? Что появилось в моем поведении, дающее повод так со мной обращаться? И ведь не пришло в голову, что все просто: мальчишки, взрослея, переживают гормональный всплеск. А столько говорили об этом с девчонками!

В десятом классе помимо прочего мы еще работали. Нужны были деньги на выпускной вечер, а еще мы хотели на зимних каникулах всем классом съездить в Читу, областной центр, с познавательными целями. Многим вскоре предстояло ехать туда учиться. Надо было выбрать, присмотреться.