Хорошие солдаты - [49]

— Это для нас огромный успех, — заключил офицер, и Петреус, который уже знал об операции, повернулся к Козларичу и сказал:

— Между прочим, это послужило примером для всего Багдада.

И можно было чуть ли не слышать ухом, как емкость Козларича для плохих новостей превращается в емкость для хороших новостей.

В конце совещания Козларич показал заключительный слайд.

— Сэр, вот наша война, как я ее вижу, — сказал он. Это была схема с кружками и линиями. В кружках были надписи — такие, как ДжаМ (Джаиш-аль-Махди), КАП, ИСБ (иракские силы безопасности), от кружков шли линии к другим кружкам, от тех — к другим кружкам и так далее: «Боевики», «Шейхи», «Вывоз мусора», «Малые антитеррористические группы», «Питание». Всего имелось 109 кружков, и каждый из них прямо или опосредованно был соединен с кружком посередине, обозначавшим Козларича и его 2-16. Схема называлась «Наша война», и, сколь бы ни была она хороша, на первый взгляд она казалась самой запутанной схемой на свете. Козларич нарисовал ее однажды поздним вечером, когда не мог заснуть, и члены его штаба, впервые увидев ее, застыли в ошеломленном молчании. Даже армейский священник, который никогда не лез за словом в карман, не знал, что сказать. «Ни хера себе», — еле слышно прошептал через некоторое время один ротный командир, и теперь Петреус смотрел на схему в таком же молчании.

— Простенькая схема, — сказал наконец Петреус, и все в комнате, исключая Козларича, засмеялись. — Сам факт, что вы смогли такое нарисовать, иллюстрирует прогресс нашей армии, — продолжил Петреус, и смех сделался еще громче. — Да нет, я серьезно, — сказал Петреус, и только когда стало ясно, что он и вправду серьезно, и смех сошел на нет, — только тогда, в первый раз с начала совещания, Козларич улыбнулся. — Ну что ж, ребята, продолжайте вашу великолепную работу, — сказал Петреус, и через несколько минут, когда все стояли снаружи, позируя для фотоснимков, и один из самых знаменитых людей на свете обнял левой рукой Козларича за плечо, тот выглядел счастливейшим за долгое время.

Петреус отправился к вертолету, а Козларич опять вошел в помещение — там встречи с ним ждали восемь новых солдат, только что прибывших на ПОБ для восполнения потерь. Все они были новобранцы, начавшие служить уже после того, как 2-16 прилетел в Ирак, и косвенно это показывало, как долго 2-16 уже тут находится. Четверо из них были санитарами, их отправили в медпункт на инструктаж и обучение. К остальным четверым, стоявшим по стойке «смирно», подошел главный сержант Маккой и представился.

— Ну, друзья, — сказал Маккой, — поздравляю вас: вы в жопе.

Он продолжал их оглядывать. Объяснять им, зачем батальону новые солдаты, не требовалось. Одному из них было без двух дней девятнадцать. Маккой определил его в третью роту, где, пока были живы, служили Марри, Лейн и Шелтон. «Чем ты до армии занимался?» — спросил он следующего. «Можно сказать, ничем, главный сержант», — ответил тот. Его отправили в четвертую роту — в роту Гайдоса и Пейна. Туда же зачислили третьего, который вообще ничего не сказал. Четвертого звали Патрик Миллер. Двадцать два года, родом из Флориды. Он сказал, что учился в медицинском колледже, получал хорошие баллы, уже маячил диплом — но кончились деньги, и вот он в армии. Маккой решил, что такой головастый парень будет полезен на командном пункте. Миллер улыбнулся. Улыбка у него была замечательная. Она освещала всю комнату. Козларич, пожимая руки новобранцам, тоже обратил на нее внимание. Да, в армию сейчас брали все больше тех, кого можно было взять, лишь отступая от требований, но порой в нее приходили служить и такие Патрики Миллеры.

— Добро пожаловать в нашу команду, — сказал Козларич и вышел, чтобы еще немного посмаковать этот день.

Это послужило примером для всего Багдада.

Вот что сказал Петреус.

Продолжайте вашу великолепную работу.

Это тоже его слова. И когда выходили из здания, один из помощников Петреуса сказал, что из всех совещаний в батальонах с участием командующего это было одним из лучших.

По-настоящему хороший день. «Все идет хорошо», — довольно произнес Козларич. День клонился к вечеру, он начал было говорить что-то еще — и тут его прервал звук взрыва.

Он повернул голову, не вполне понимая, что это было.

Взрыв произошел совсем рядом, около главных ворот. Он прислушивался еще секунду-другую. Звук был похож на СФЗ. Он посмотрел на небо. Такое же великолепное, такое же синее. Он продолжал смотреть. Вот она наконец — поднимающаяся спираль черного дыма, и он мигом определил, что рвануло у бензозаправки в Рустамии, откуда взвод, дежуривший там весь день в рамках операции «Бензин», только что радировал, что возвращается на ПОБ.

Теперь радио затрещало опять.

— Двое раненых! — прокричал солдат. — Один не дышит. Угроза жизни.

Козларич направился к медпункту.

Он дошел до него сразу после прибытия двух «хамви», в одном из которых было шесть пробоин, мотор выведен из строя, одна шина порвана в клочья. От бензозаправки его отбуксировал на базу второй вездеход. Козларич прошел мимо двух плачущих солдат его батальона. И мимо еще одного, который со всей силы раз за разом пинал стоящий «хамви».