Хорошие люди - [45]

Так в преддверии своего пятидесятилетия обзаводился женой Клавдий Сергеевич Вахтомин. И привез ее в дом — на машине, в которой находился весь скарб Марины Фабрициевой. В том, что ни матушка, ни сыновья не встретили Марину, он не увидел большой беды, так как иначе и не могло быть. А иначе не могло быть потому, что все Вахтомины успели подготовить себя к совместной жизни с Тамарой Акимовной, Клавдий же Сергеевич взял да и подсунул им Марину Фабрициеву — кушайте на здоровье! И потом, — продолжал Вахтомин размышлять, — время сыграет свою роль. Стерпится — слюбится. И, в-третьих, Клавдии Сергеевич был крепко уверен в своих силах; он был уверен в том, что никто не посмеет возразить против его решения — ни Станислав, ни матушка (о Юрке и говорить не стоит). Хоть Станислав и успел показать свой характер, хоть сын и работает теперь самостоятельно, Вахтомин, если понадобится, сумеет укротить и сына, и матушку, и самого черта лысого. Марина Фабрициева — не Тамара Акимовна, Марина не станет перечить своему мужу, потому что не захочет портить отношения с ним и потому что сильно к нему привязана. Это Тамара Акимовна — белая кость, голубая кровь, образованная баба, это в ее глазах — Вахтомин — плохой родитель; Марина же Семеновна этого никогда не скажет.

Но если легко было на душе Клавдия Сергеевича Вахтомина, то нелегко пришлось в первые дни самой Марине Семеновне. Ей казалось все время, что Варвара Петровна — мать Клавдия — не только с недоверием посматривает на нее, но и разговаривает сквозь зубы, неохотно, но и старается все сделать по дому сама. Соберется ли Марина помыть полы — глядь, а Варвара Петровна несет уже из сеней ведро и тряпку; только подумает Марина о том, что не мешало бы протереть стекла окон, как видит, что Варвара Петровна устанавливает стремянку около окна; захочет молодая жена настряпать пельменей, а Варвара Петровна, оказывается, уже и тесто замесила. Зато лепили пельмени они все равно вдвоем; тогда-то и наступал «звездный час» Марины.

— Тесто мне раскатывать, Варвара Петровна?

— Как хочешь.

— Давайте, я раскатаю…

Какое-то время они работают молча, потом Марина Фабрициева приступает к важному для нее разговору:

— Вы всегда такая, Варвара Петровна?

— Какая такая? Обыкновенная я.

— Вы не хотите со мной говорить?

— О чем же?

— Много есть о чем поговорить, Варвара Петровна. Вот, например, я не знаю, какие блюда любит ваш сын больше, а какие — меньше.

— Плов он любит сильно. Таджикский.

Марина делает паузу.

— Я знаю, Варвара Петровна, что вы…

Старушка добавляет:

— Шучу, шучу. Он все любит, все ест. Только за ушами трещит.

— Неужели все?

— А ты почему интересуешься? Сама не знаешь, какой он? Уж давно знаешь, поди…

— Почему же, — поспешно вставляет свое слово Марина, — многое и я знаю. Например, Клавдий Сергеевич копченого леща перед вяленым предпочитает, колбасу любит больше, чем сыр. Особенно вареную. Салат из помидоров, селедочку в постном масле, соленый огурчик, чтобы хрумтел. И все такое…

— Вот видишь, — говорит Варвара Петровна. — Сама знаешь, что к чему.

— Я у вас насчет горячих блюд спрашиваю…

— Поживешь — узнаешь…

— Пельмени он любит хоть?

— Кто их не любит… У нас вся деревня пельменная. В мое время никто их не делал, — Варвара Петровна оживилась. — Зато как вернулись мы из Азии, начали лепить их, так и все моду взяли…

Марина Фабрициева хорошо знала о том, что любит Клавдий Сергеевич, а чего нет. Свой разговор она заводила для того, чтобы, во-первых, не молчать, а во-вторых, выведать у старушки, почему та не очень любезна с невесткой.

— Хороший у вас сын, Варвара Петровна. Работящий и умный.

— Да уж… — уклончиво отвечала старушка.

— Нет, правда. Работящий. И характер.

Старушка пошевелила губами, но не ответила.

— Я его давно знаю, между прочим, и…

— Это нам тоже известно.

— Правда-правда. Я ни разу не видела, чтобы он вспылил там или еще что…

— У тебя вся жизнь впереди, дорогая, — с сарказмом ответила Варвара Петровна.

— Что вы подразумеваете? — спросила Марина и внимательно посмотрела на старушку.

— Ничего я не подразумеваю, — уклончиво ответила та.

— Нет-нет, вы подразумеваете что-то, — настойчиво повторила Марина.

— Лепи-лепи, дорогая, — сказала старушка совсем другим тоном.

Марина поняла, что Варвара Петровна ушла от ответа на ее вопрос. И тогда она решила спросить о том, о чем собиралась спросить ее с того самого дня, когда впервые пришла в этот дом.

— Кажется, я не по нраву вам, Варвара Петровна?

— По нраву — не по нраву, какая тебе разница? — старушка продолжала быстро делать свое дело. — Я ж не Клавдий, чтобы любоваться тобой.. — Она подняла глаза, но тут же опустила их.

— Причем здесь это, Варвара Петровна? Я хочу только, чтобы мы жили мирно.

— Мы и так не враждуем.

— Чтобы Клавдий Сергеевич, приходя с работы, мог по-хорошему отдохнуть.

— Что ж, теперь он по-плохому отдыхает разве?

— Нет, почему же.

— Вот видишь… Лепи, милая, лени.

Марина долго молчала. Молчала и Варвара Петровна. «Ну ничего, все впереди, это ты правильно сказала, Варвара Петровна!» Марина исподтишка изучала лицо старухи. Можно было подумать, что Варвара Петровна всю свою жизнь занималась интеллигентным делом, — такой у нее был вид. Но Марина Фабрициева знала, что у Варвары Петровны тоже нет почти никакого образования и что она, как и Марина, окончила лишь несколько классов школы. Иногда у Марины язык не поворачивался спросить о чем-либо у старушки, потому что та в таких случаях начинала смотреть на нее как-то по-особенному, как смотрит обычно только начальство или очередной ревизор из района — тяжелым подозрительным взглядом.