Хорошее соседство - [47]

Том был старше Вэлери на восемь лет; ей было плевать.

Том был с юга, был белым; Вэлери было плевать (ее семье – нет, но ей было плевать и на это).

В юности Том увлекался коммунизмом – как утопией, всегда подчеркивал он, защищая себя от подозрений в симпатии к Сталину или Мао Цзэдуну, давно умершим тиранам. Вэлери было плевать. Нет, ей даже казалось, что специфические черты его характера делают его еще интереснее. Он был умным, свободомыслящим, увлеченным молодым профессором, и важнее всего на свете считал социальную справедливость. Том хотел бороться за справедливость, как Вэлери – за окружающую среду, и разве это было плохо?

Что еще сказать о Томе? Красивый. Рост метр девяносто. Блондин. Фиалковые глаза. Мишель, коллега Вэлери, дразнила его Кеном. Том, улыбаясь, отвечал: «Моей Барби очень повезло».

Мы могли бы отступить от темы и рассказать вам, как семья Тома привыкала к Вэлери. Могли бы рассказать, что семья Вэлери – особенно мать – переживала те же чувства. Обе семьи не были удивлены – молодым виднее. Но почему они решили взять на себя риск межрасового брака со всеми вытекающими проблемами, особенно явными на юге, когда существует столько причин этого не делать? Что ж, сказали бы Вэлери и Том, даже если им придется нелегко, ответ на все вопросы будет один: любовь.

Но углубляться во все эти детали – значит, рассказывать вам о том, что вы и сами можете себе представить, поэтому мы лучше расскажем, что случилось с Томом.

Глава 23

Избегая визитов домой в Джексон, штат Миссисипи в течение года с лишним после рождения Ксавьера, Том Алстон-Холт наконец согласился отпраздновать с матерью и родственниками День Благодарения и взять с собой жену и сына, уже начавшего ходить. Они прибыли в аэропорт, только что получивший имя Джексона-Медгара Уайли Эверса – громкое название, призванное обмануть ожидания туристов.

Аэропорт это довольно небольшой, хотя и крошечным его не назовешь. Но мы хотим подчеркнуть: один из важнейших аэропортов Миссисипи носит имя темнокожего борца за гражданские права, тогда как над самим штатом развевается флаг, значительную часть которого занимает флаг Конфедерации. Вот вам краткое описание южной дихотомии.

Как большинство семейных ужинов, этот стал в некоторых отношениях приятным, в других – настоящей пыткой. Еда была изумительной, тут без претензий. И маленький Ксавьер, общительный, с радостью идущий на руки ко всем незнакомцам, чудесный мальчик с нежной светло-коричневой кожей и буйными золотистыми кудряшками вызвал восхищение всех молодых женщин, которые, как и Том, отбросили предрассудки.

Вэлери тоже чувствовала себя неплохо. С кем-то из членов семьи Тома она уже встречалась на свадьбе, так что они воспринимали ее не как что-то экзотическое (словно кто-то из поколения родителей Тома когда-либо разговаривал с темнокожей женщиной, которая его не обслуживала в том или ином смысле). Никто не комментировал цвет ее кожи или волос. Некоторые, впрочем, задавали вопросы, которые можно было расценить как оскорбление, например: был ли ее отец наемным рабочим? Пела ли она в церковном хоре? Не раздражают ли ее собственные волосы? Вэлери отвечала вежливо и тактично, как ее учили.

В общем, для Ксавьера и Вэлери все прошло хорошо. В отличие от Тома, отчасти потому, что он прекрасно понимал, что спрятано за этим слащавым поведением, какое родственники демонстрировали и на свадьбе. Но в основном оттого, что в пятницу утром после завтрака, когда Вэлери наверху меняла Ксавьеру подгузник и собирала его в дорогу, на Тома напустился его двоюродный дед Брукс.

Том, Брукс и мать Тома пили в столовой кофе. Брукс, такой же высокий, как Том, но на сорок лет старше и сорок футов тяжелее, сперва говорил об отце и дедушке Тома, своем старшем брате, о том, как много поэтизма в том, что оба погибли в один день за любимой работой: опылением посевов с воздуха. Брукс обожал эту историю (вероятно, потому что благодаря ей стал старшим в семье) и всегда ностальгировал по этому поводу, неважно, была у него благодарная аудитория или нет. Но в этот раз, хотя ничто не предвещало беды, кроме того простого факта, что Том сидел рядом с ним, он вдруг сменил тему и сказал:

– Послушай, сынок, я, конечно, понимаю, что уже ничего не исправить – во всяком случае, легально – но ты сделал отвратительную вещь. Если бы мой сын притащил сюда этого ребенка и эту бабу, я бы их и на порог не пустил.

– Брукс! – воскликнула мать Тома. – Хватит! Я тебя просила не начинать!

– Я старался молчать, как ты и просила, но человек не может терпеть, когда творится такое.

– Ты уже высказался перед свадьбой, – напомнил Том, – и, как видишь, твои слова не очень на меня повлияли.

– Это уж точно. Ты, испорченный тупица, сделал по-своему и женился на девчонке, которую должен был в лучшем случае трахнуть, а теперь еще, заделав этого ублюдка, опозорил нашу фамилию. Холт-Алстон? Омерзительно, – он сплюнул на пол.

– Брукс, прекрати! – вскричала миссис Холт, возмущенная больше словом «трахнуть», чем плевком.

– Омерзителен тут только ты, – Том указал на Брукса. – Такие вот сукины дети и расисты – главная проблема штата и страны.