Хороша и дурна, и глупа и умна - [12]

                       Ласк угожденья

                       И снисхожденья

                       Вправе он ждать!

                       Надо вниманье,

                       Надо старанье,

                       Все в нем желанья

                       Предупреждать.

                       Надо познанье

                       И дарованье

                       Чрез послушанье

                       И обожанье,

                       Благодеянья

                       Вознаграждать!

    Алинской (в сторону). Да она, ей-ей, очень не глупа!

    Наденька. И за все это, что ж, какое довольствие жена тут получает? Муж накупит ей бриллиантов, окутает ее в турецкую шаль... Большая радость!

    Алинской (улыбаясь). На это можно бы вам многое отвечать; но положим, что такое суждение и справедливо в отношении к вам, зато ко мне оно вовсе не идет. Я человек совершенно одинокий, не имею никаких семейных обязанностей, я хотел жениться для того, чтобы найти себе добрую и верную подругу, которая заменила бы мне собою потерю всех моих родных.

    Наденька. Как? У вас нет ни папеньки, ни маменьки?

    Алинской. Я давно всех лишился... Сиротою на пятом году остался я, на попечение моему дяде, который любил меня, как сына, и три месяца тому назад умер на моих руках. "Александр! говорил он мне. Я оставляю тебе все мое имение, потому что у меня нет ни жены, ни детей. Ты будешь очень богат, но одно богатство не есть еще счастье, друг мой. Найди себе хорошую партию; да выбирай не по связям и не по приданому, а по сердцу, и в кругу милого семейства вспоминай иногда о своем дяде!.." Тут он меня обнял и скончался.

    Наденька (тронутая). Какой он был добрый! Как жаль, что он умер!

    Алинской. После его смерти, по его завещанию, я купил себе имение невдалеке отсюда; занялся обзаведением новых моих крестьян и хотел чем-нибудь разогнать несносную тоску, которая везде меня преследовала. Я поправил состояние разоренных мужиков, выстроил себе прекрасный дом, отделал сад и когда все привел в порядок, то увидел, что комнаты мои слишком для меня велики, сад пуст, что меня окружают только рабские лица слуг моих, и ни одна родная улыбка не радовала моего сердца!

    Наденька (подвигая стул свой к Алинскому). Бедненький!

    Алинской.

                       Кому нет в жизни наслажденья,

                       Тот век свой жизнью не зови.

                       А наслажденья, без сомненья,

                       Нам нет без дружбы и любви.

                       Итак, я эти чувства оба

                       Хотел в жене моей найти,

                       Чтоб с ней всю жизнь мою до гроба

                       В любви и дружбе провести.

   Наденька (нежно). Так вот для чего хотели вы жениться?

Оба весело встают.

   Но теперь уж вам это не нужно, затем что в своих соседях найдете вы и то и другое.

    Алинской. Да, ваш папенька и маменька ваша удостоили принять меня в число своих друзей; но... смею ли надеяться, что и вы будете считать меня своим другом?

    Наденька. А почему же и нет? Конечно!

    Алинской. В самом деле?

    Наденька. Я всегда говорю правду, вы знаете.

    Алинской. Так вы смотрите на меня уж не теми глазами, какими смотрели давеча?

    Наденька. И! Полноте, как вам не стыдно! Теперь уж это кончено... Ну а я? Признайтесь: уж, верно,, сначала показалась вам такой неловкой...

    Алинской (улыбаясь). Так... немножко.

    Наденька. То есть очень? Ах, это нехорошо! Это значит платить тою же монетой. Но, ради бога, перестанемте говорить об этом... Я надеюсь, что теперь уж больше не думают выдавать меня замуж.

    Алинской. Напротив, вы ошибаетесь. И как друг ваш я должен сказать вам, что вечером ждут нового жениха.

    Наденька. Что вы! Неужели? Ах, боже мой! Ну вот, я опять оробела. Как! Еще жених приедет?

    Алинской. Да... какой-то Владимир Львович или Петрович Гремиславов.

    Наденька. А! Это сын нашего губернатора... И он приедет нынче же вечером, говорите вы? Ах, Александр Иванович! Мне было так весело, я была так довольна, и вы совершенно меня расстроили!

    Алинской. Стало быть, этот Гремиславов вам не очень нравится?

    Наденька. Да я его почти и не знаю, и всего-то раза с два его видела.

    Алинской. Он... недурен собой?

    Наденька. И нет! Рябой, в очках, с большими бакенбардами: гораздо хуже вас! Итак, вечером надобно будет опять наряжаться в пунцовое платье, ходить по струнке... И, верно, опять будут заставлять меня при всех играть на фортепьяно и петь новый романс -- это уж как бог свят!

    Алинской. Ну так что ж? Чего же вы боитесь?

    Наденька. Да вот видите ли, романс довольно трудный! Конечно, я его наизусть знаю; но ведь главное тут дело, душа, экспрессия... И со всем тем, однако ж, мне бы не хотелось показаться такой смешной, как давеча.

    Алинской. Угодно я вас прослушаю?

    Наденька. Ах, сделайте милость! (Садится за фортепьяно.)

    Алинской. Есть у вас ноты?

    Наденька. Вот они. Смотрите, вы меня поправляйте, если я где ошибусь.

Алинской становится позади Наденьки и следит за ее игрой.

    Алинской (после ритурнеля.)

                       Посмелей, посмелей!