Хороша была Танюша - [24]

— Может, тебе еще сам Андропов дядька? — хмыкнул милиционер. — Андропову звонить не надо?

В конце концов ее отпустили, потому что предъявить оказалось действительно нечего. И она поплелась домой, зареванная, в сбившемся платке, едва волоча ноги. Проходя мимо кинотеатра, она вспомнила про Маринку, однако после всего, что случилось, заглядывать внутрь не решилась. Попросту испугалась. Ей надо было срочно попасть домой и хотя бы умыться. Ей казалось, что лицо ее заляпано жирной липучей грязью, что теперь она замарана навсегда перед всем миром, но более прочего перед государством. Чем она была виновата? Да уже тем, что могла вот так запросто сходить в кино, когда другие вкалывали на производстве. Она давно догадывалась, что человек рожден для того, чтобы каждую минуту вкалывать — на производстве или у себя дома. Вдобавок каждый гражданин страны Советов в принципе был в чем-либо да виноват перед государством, и задача государства — только установить эту его вину… А «внутренний мир», о котором любила говорить Вероника Станиславовна — это вообще ничто на фоне государственных интересов. И это Танюшкино внутреннее Я опять чему-то явно не соответствовало, чему-то очень важному, чего Танюшка никак не могла уловить и сформулировать для себя.

Дверь была закрыта изнутри на верхний замок. Значит, кто-то совсем некстати приехал на обед домой. Сергей? Пальцы дрожали, Танюшка с трудом нащупала ключом замочную скважину, однако дверь уже открывали изнутри.

Дома был Петр Андреевич. Танюшка попыталась было быстро скинуть сапоги и пальто в темной прихожей и проскользнуть в ванную, однако по ее прерывистому дыханию он понял, что что-то явно не так, и спросил, что случилось.

— Представляете, — она попробовала говорить спокойно, но голос сорвался, и она опять откровенно разревелась, заново переживая свое унижение. — Мы с Маринкой просто пошли в кино, а меня там милиция… в милицию…

Путаясь в словах, она объяснила, что случилось, и наконец опять расплакалась, утирая слезы уголком платочка.

— Нет, главное, меня отпустили, а Маринка… Что с ней такое? Кто-нибудь вызвал «скорую»?

— Не реви, ну все, все, — произнес Петр Андреевич как можно мягче. — Фамилию милиционера запомнила?

— Фамилию?.. Какую фамилию? Он там сидит, в отделении, почти во дворе кинотеатра.

Накинув дубленку, Петр Андреевич быстро вышел. Вернулся скоро, не прошло и получаса, в нервном, возбужденном состоянии, даже поругиваясь сквозь зубы, чего не бывало прежде.

— В общем, так, Танечка, не переживай. С милиционером будет отдельный разговор. Он явно перед начальством выслужиться хотел, да перестарался. А Маринку твою увезли в горбольницу на «скорой», билетерша вызвала.

— С ней что такое? Вам сказали?

— Ну, она молодая девчонка, думаю, ничего страшного. В конце концов туда можно позвонить, а вечером навестишь, — и тут, вздохнув шумно и глубоко, будто действительно переживая некий серьезный момент. — До чего несуразно получилось. Сегодня Татьянин день, ты хоть это помнишь?

— А? Да-да… — Танюшка попробовала улыбнуться, но получилось плохо.

— Тогда чего сидишь, как мертвая царевна? Я специально домой заехал… — он как будто бы подыскивал слова в свое оправдание, что было уж совсем странно, и Танюшка даже посмотрела на него с любопытством.

— В общем, мы с Сергеем решили сделать тебе подарок… — смущаясь и даже немного покраснев, он полез во внутренний карман пиджака и выудил оттуда бархатную коробочку.

Танюшка подумала бы, что в этот момент Петр Андреевич выглядел крайне глупо, однако она не могла о нем так подумать, поэтому просто приняла эту коробочку, точно так же смущаясь и краснея. В коробочке обнаружился золотой кулончик-солнышко на цепочке, который Петр Андреевич тут же предложил ей надеть и некоторое время еще неловко возился с застежкой, дыша ей прямо в затылок.

Кулончик был почти горячий и по-настоящему жег Танюшкину кожу, как сгущенный огонь. Она слегка ахнула и прикрыла кулон ладошкой.

— Что? — низким и тихим голосом спросил Петр Андреевич.

Ее синтетическая кофточка ответила электрической искрой. Или, может быть, это заискрил сам воздух. Обернувшись, Танюшка отступила на полшага, но все равно осталась к нему слишком близко, почти вплотную, почти упираясь в него отчаянно торчащим животом.

— С-спасибо, — едва совладав с собой, но все еще тяжело дыша, сказала Танюшка. — Но почему это дарите вы, а не Сергей? Он что же, попросил вас?..

— Нет. Но… В общем, не задавай лишних вопросов, — Петр Андреевич перешел на обычный свой суховатый тон, и голос его обрел прежний тембр. — В конце концов, ты внука моего носишь… Ну, не скучай, а мне пора.

Когда за ним захлопнулась дверь, Танюшка еще выглянула в окно, ожидая, что вот сейчас он выйдет из подъезда, пройдет к машине.

Через полминуты Петр Андреевич вышел из подъезда, сделал шагов пять и — обернулся на окно, в котором была она. Она даже немного испугалась оттого, что он обернулся, однако не стала прятаться, а робко, почти незаметным движением, помахала ему. Он улыбнулся и ответил ей, высоко подняв руку над головой.

И только когда его машина отчалила со двора, Танюшка опомнилась: она же до сих пор не знает, что случилось с Маринкой. Вдруг Маринка решила, что Танюшка ее попросту бросила в этом туалете, злая и бессердечная? Развесила сопли, а всего-то милиционер задержал! Она набрала телефон приемного покоя и терпеливо, переживая каждый свербящий гудок, ждала, когда ей ответят.