Хороша была Танюша - [14]

Остаток дня быстро свернулся. Уже после четвертой пары вечер зажег окошки, за которыми параллельно друг другу протекало множество чужих жизней. До недавнего времени Танюшке казалось, что за желтыми окнами сокрыта веселая, яркая жизнь. Теперь ей чудился в каждом окне чей-то недобрый взгляд или еще что-то изначально злое. Зло таилось в темных закоулках, на задних дворах, в каждом закутке, готовое рыкнуть и сорваться с цепи. Возле самого дома ей стало по-настоящему страшно. Стараясь не глядеть по сторонам, чтобы случайно не зацепить глазом это непонятное, неоформленное зло, она добежала до калитки и нырнула во двор, суетливо оглядываясь. Дом дышал спокойствием, но Танюшке все равно чудился в этом спокойствии какой-то подвох. Не могли же ее так просто оставить в покое.

До прихода следователя Ветрова оставалось еще неопределенно долгое время. От легкого волнения и невозможности заняться чем-то серьезным Танюшка решила заново перемыть всю посуду с содой, надраить закопченные кастрюли. Печка весело гудела, дышала теплом. И от ее жаркого томления в голове родились легкие мысли, что, может быть, все не так уж и страшно, что Танюшка сама хозяйка своей жизни… Расправившись с посудой, она расплела и заново заплела косу, чтобы выглядеть аккуратнее, потом решила накрасить ногти, просто так, для себя, а вовсе не для следователя Ветрова. Еще она сменила халат на синий трикотажный костюм, который остался от прошлогодних занятий спортом и был ей чрезвычайно к лицу.

Мать, вернувшись с работы, конечно, спросила: «Чего это ты так вырядилась? Ждешь кого?» Танюшка с досадой призналась, что ждет следователя, она втайне надеялась, что Ветров успеет зайти раньше мамы. Устроившись у телевизора, она делала вид, что ей интересны новости, а сама чутко ловила всякий звук, долетавший с улицы. Потом, когда мама вышла с фонарем в курятник, проверить, все ли обитатели живы, она прилипла к окну, но дорога была пуста, и пейзаж, застывший в оконной раме, больше напоминал картинку из букваря. Наконец в отдалении затарахтела машина. Ярко-оранжевые «Жигули» остановились у забора, из них вышел следователь Ветров. Спохватившись, она отпрянула от окошка и стала ждать, когда же Ветров постучит в дверь. Секунды тянулись мучительно вязко. Наконец с улицы донеслись голоса — это Ветров встретил во дворе маму, и оба они, странно веселые, ввалились в прихожую, дыша свежим холодом и немного одеколоном. Только не советским одеколоном «Саша», который Танюшка терпеть не могла, а более тонким, с нотками лимона и мяты.

— Что ж ты, Татьяна Брусницына, такую панику устроила? — снимая и отряхивая от снега шапку, сказал Ветров.

— Ну испугалась девочка, чего тут непонятного? — мама приняла у него куртку и повесила на крючок. — Я и сама испугалась. С утра такие страсти, кто ж это выдержит? А вы ботинки не снимайте, в них проходите.

Следователь оказался в синем свитере с белыми узорами, шикарном, как камзол королевича. Танюшка догадалась, что он успел заехать домой переодеться.

— А я вам тут, кстати, гостинец привез, — Ветров, как фокусник, выудил откуда-то упитанную тушку курицы, красиво упакованную в целлофан. — Это взамен вашей покойницы.

Мать ахнула, всплеснула руками, подхватила курицу, даже забыв поблагодарить, и уточкой прошлепала на кухню ставить чайник. Танюшка тем временем, приняв полуравнодушный вид, устроилась в комнате на диване, поджав под себя ноги. Ветров прошел в комнату, которая тут же сбежалась в размерах, сделалась маленькой и убогой — был он почти до потолка, по крайней мере о люстру стукнулся макушкой и поспешил устроиться за столом, будто стесняясь своих габаритов.

— Ну, рассказывай, Татьяна Брусницына, что там с тобой приключилось.

— Да я почти все уже рассказала. Вчера вечером нам на крыльцо кладбищенской земли подкинули и каких-то заколдованных узелков. Мама сказала, что это порчу на меня Васильевы навели, и сразу все в печке сожгла, а утром наша курица на крыльце лежала с перерезанным горлом.

— Курица — уже факт. И что вы с этой курицей сделали?

— Мама за сараем закопала, кажется.

— Ну, при необходимости эксгумируем. Устные угрозы были?

— Д-да, были. Сразу после поминок Герина мать за калиткой проклятия кричала.

— Какие именно?

— Я точно не слышала. Я дома была. Что-то вроде «змея» и «жизни тебе не будет». И порча — это тоже они.

Ветров едва заметно улыбнулся.

— Вот ты, Татьяна Брусницына, комсомолка, в университете учишься, а сама веришь в какую-то порчу. И не стыдно тебе?

— Страшно просто, когда кто-то тебе зла желает.

— Ну, врагов хватает у всех, без них не проживешь. А насчет курицы вы все-таки участковому заявление напишите. Пусть оно у него лежит.

Потом он пил чай с пряниками и смородиновым вареньем. Танюшка уже почти откровенно разглядывала его, соображая, кого же он ей напоминает. Джека Лондона? Очень даже может быть. Тот же мужественный подбородок и открытый взгляд. Она почти все время молчала из опасения сказать какую-нибудь глупость. А он рассказывал, что служил в Заполярье и что в тамошних людях есть какая-то кристальная чистота, неиспорченность, что ли.