Хомуня - [88]

Больше всего Козьма был доволен тем, что удалось упросить князя Игоря в походе не держать при себе Хомуню, отдать ему, Козьме, в копье, — сыну еще учиться надо ратному делу, догляд за ним нужен. Одно дело махать мечом понарошке, другое — видеть перед собой врага лютого.

В копье, где отец был старейшиной, Хомуня сдружился с Дылдой, таким же унотом, как и сам, еще не отведавшим запаха крови. И хотя Дылда уступал Хомуне в росте — был коротконог, и в ловкости — грузноват телом, — но силой обладал большой, меч держал в руке крепко, подмять под себя мог не только Хомуню, но, может быть, и человека бывалого.

Все внове было молодым отрокам: и сам многодневный поход, и великое скопище конных и пеших ратников — стройными колоннами, словно ладьи плыли по неоглядным бездорожным степям, — незнакомые города и села, и голубые реки, и обилие зверей и птиц в непуганых ковыльных просторах.

Перед тем, как переправиться через Псел, пошел нудный промозглый дождь. И хотя ратники натянули плащи, сырость все равно проникала под одежду, стылым ознобом неприятно холодила тело. А Дылде и вовсе не повезло. Когда переходили реку — неглубоко, лошадям еле доставало до брюха, — кобыла Дылды, испугавшись наскочившей на нее коряги, резко кинулась в сторону, Дылда не удержался, упал в воду. Хомуня, пока помог ратнику поймать лошадь и забраться в седло, тоже промок до нитки.

Не успели согреться — бежали, держась за узду — наступил вечер. На ночлег остановились на окраине леса. Пока разводили костры, Козьма приказал Хомуне и Дылде побольше нарвать ольховых листьев. После ужина заставил обоих раздеться догола, закутал каждого в толстый слой листьев, перед тем смоченных в родниковой воде, а сверху тщательно укрыл рогожей. Сначала отроки стучали зубами от холода, но вскоре согрелись, начали потеть. Пот ручьями катился с обоих унотов, но Козьма раскутал их лишь глубокой ночью, облил холодной водой, отдал высушенную у костра одежду.

Чтобы отроки быстрее привыкли к сырости, Козьма заставлял их проделывать такую процедуру каждый день. Да и сам не гнушался закалки, и себя обкладывал мокрыми листьями ольхи. А на него глядя, и другие стали заниматься тем же. Если кто жаловался на боль в голове, полученной от простуды, Козьма варил в воде ромашков цвет, горячим клал прямо на волосы, завязывал платком, сверху натягивал шапку.

— Ромашков цвет — он боль снимает и память человеку наводит, укрепляет ее, — убеждал Козьма.

Так и шли без особой грусти и сомнений. Но на девятый день пути, в послеполуденную пору, не успели выйти к Донцу, солнце, до тех пор хорошо согревавшее землю, начало вдруг меркнуть. Хотя небо все так же оставалось чистым, безоблачным, сумерки быстро окутывали землю. У Хомуни на душе тревожно стало от непонятного. Хотел спросить у отца, что произошло, почему потухает солнце, но не только Козьма, все ратники, князья и бояре угрюмо молчали, обнажили головы, позадирали к небу бороды — пялили удивленные глаза на осколок солнца.

А оно становилось все меньше и меньше.

— Это злой Див прикрыл его своими черными крылами, в месяц превратил рогатый, — не выдержав, громко прошептал Хомуня и помолился. — Боже, спаси солнце ясное. Дажьбог милосердный, помилуй нас, русичей, внуков своих.

— Помилуй нас, боже, — подхватили ратники, стоявшие рядом с Хомуней, — освободи светило от зловещего Дива.

То ли молитва разбудила дремавшего бога, то ли по другой причине разыгрался ветер, но поначалу лениво, а потом, словно собрался с силами, Стрибог так дунул на Дикое поле, что зашумел ковыль, склонились травы степные. Орел, паривший в небе, сложил крылья и камнем упал за холм. Тревожно заржали кони. Вскрикнули и тут же умолкли перепелы. Мыши в норы попрятались. Красные лисицы забегали, залаяли, как очумелые. В яругах, тьмою окутанных, волки хвосты поджали, в небо носы завострили, завыли на солнце, тьмою прикрытое.

Совсем стушевались ратники, еще настойчивее стали просить бога не лишать солнца ясного. И бог внял молитвам русичей, освободил солнце от Дива зловредного. Прошло еще немного времени — и светило засияло, как прежде. Повеселели воины.

Князь Игорь повернулся к дружине, громко спросил:

— Ведает ли кто, что означает знамение это?

Бояре стояли ближе всех к Игорю, они и ответили:

— Не к добру оно, княже.

Игорь еще раз взглянул на воскресшее солнце и снова окинул взором свои полки.

— Братья и дружина! Никто не знает тайн божьих. Он один творец и знамениям, и всему миру своему. Добро ли сотворит бог, или ждет нас беда, после увидим, — сказал он и первым переправился через Донец.

Уже за Великим Доном, когда подошли к Сюурлию, встретились с половцами. Хомуня сразу и не заметил их. Послеполуденная усталость тянула ко сну, и Хомуня случайно, может, в ожидании приказа сделать привал, взглянул на невысокие, с темными пятнами, холмы, длинной чередой выстроившиеся за рекой. Увидел и кудрявые облака дыма, поднимавшиеся из-за тех же холмов.

Хомуня чуть склонился набок и рукоятью плети толкнул дремавшего в седле Дылду — они ехали рядом, стремя в стремя.

— Глянь, что чернеет там? То ли палом земля выжжена, то ли стадо какое пасется? И дым.