Хомотрофы - [12]

Старуха захрипела сильней и стала ослабевать. Она уже не могла так сильно сопротивляться. Майка ее была в крови, и мои пальцы постоянно скользили. Пытаясь поднять старуху выше, я нечаянный ее уронил. Тут же вновь бросившись к ней, я обхватил ее туловище руками, поднял его так высоко как мог, и вновь резко сдавил.

Неожиданно бабка закашлялась, что-то сдвинулось в ее горле.

Я поставил Зою на колени и на всякий случай несколько раз кулаком стукнул между лопаток.

Бабка еще раз кашлянула, изо рта у нее выскочила и упала на пол маленькая косточка, похожая на фалангу человеческого пальца. Я потянулся подобрать ее, чтобы рассмотреть. Зоя схватила меня за руку, сама сцапала то, что чуть не стало причиной ее смерти, и вышвырнула кость в открытое окно.

Я еще раз внимательно посмотрел на старуху. Она была перепугана.

Мы сидели на полу, обнявшись и тяжело дыша, оба перепачканные кровью. Постепенно краснота сходила с ее лица, к морщинам возвращался их прежний рельеф.

Удивительно, что после всего этого я сумел заснуть.

Будильник на часах разбудил меня в полшестого. Умывшись на улице под краном, я вернулся в дом и застал хозяйку в хорошем расположении духа.

Сегодня Зоя была одета в допотопный, но довольно чистый, сарафан. Губы ее старательно накрашены помадой темно-кофейного цвета. От этого рот на бледном сморщенном лице казался черной дыркой.

Увидев меня, хозяйка расплылась в улыбке, показав шеренгу редких, но вполне еще крепких зубов.

– Заходи, спаситель мой! – приветливо сказала она, скалясь все шире. – Окочурилась бы старая Зоя, ежели б не ты. Судьба, стал быть, послала тебя. – Голос у нее после ночного происшествия был осипший.

Хозяйка предлагала мне попеременно то чаю, то оладий, то голубцов, то еще чего-то, улыбаясь до ушей и не давая пройти. Я отказывался, несмотря на то, что был голоден. Есть в такой грязи для меня хуже смерти.

– Скромненький какой, – страшным голосом произнесла она и больно потрепала меня за щеку.

Наконец, мне, как школьнику, удалось проскользнуть у нее под мышкой. Я вытер шею и плечи полотенцем и прошел в комнату.

Андриан проснулся и лежал в той же позе, в которой я застал его вчера. Точно так же тонкой струйкой у него по подбородку стекала слюна.

– Здрасьте, Андриан! – помахал я ему рукой.

Ноги побаливали после вчерашнего марш-броска. Но, в общем-то, я чувствовал себя отдохнувшим.

Посидев некоторое время на кровати, я хлопнул себя по коленям: пора собираться. Носки еще влажные, футболка оставляет желать лучшего. Я надел джинсовую куртку, по привычке проверил карманы, в верхнем – обнаружил сложенный вдвое листок.

«Пропуск одноразовый», значилось в нем. Далее от руки записана моя фамилия и сегодняшняя дата, четырнадцатое июня. Ниже печатные буквы: «Начальник отдела кадров», рядом размашистая подпись. И все.

Я закрыл глаза. Внезапно сны, видения и реальность смешались в моей голове. Я убрал пропуск в карман. Не то чтобы мне хотелось сохранить его как сувенир на память об этом ужасном городишке с его заводом, просто не любил мусорить.

– Как мне добраться до моста, Андриан?

– Да поздно уже, – с обычной паузой ответил сосед.

– Что значит поздно?

– Сутки прошли.

– Какие сутки, Андриан, о чем ты?!

Сосед не ответил, он прикрыл глаза и погрузился в то состояние полубессознательного бытия, в котором проводил почти все время. Я выскочил из комнаты, зовя хозяйку:

– Зоя! Зоя, как добраться до моста?

Она обернулась, прожевала оладью и, посмотрев на меня с тоской и некоторым недоумением, повторила слова Андриана:

– Сутки прошли, Сереженька. Назад ходу нет.

– Я хочу добраться до моста, – упрямо повторил я.

– Изволь, мой родной. Могу даже проводить, как особо дорогого жильца и благодетеля.

– Буду признателен.

Старуха шла так быстро, что я едва за ней поспевал. Всю дорогу мы молчали, но она пару раз тяжело вздохнула.

Вот он указатель с надписью «ПОЛИУРЕТАН», а впереди мост через речку Никодимовку. Я прибавил шагу. Зоя остановилась, не дойдя до указателя десятка метров.

– Я тебя тут подожду, – сказала она. Сказала так серьезно, что у меня по спине забегали мурашки. Но я не остановился.

– Спасибо за гостеприимство, всего хорошего, – произнес я скороговоркой, полуобернувшись на ходу. Сейчас я готов был идти пешком хоть до самой Москвы, главное, поскорей вырваться из Полиуретана.

Я приблизился к мосту, ступил гулкий металлический настил. Внезапно я почувствовал слабость, в висках застучало, перед глазами поплыли круги. Следующие два шага сделал по инерции. Ноги у меня вдруг стали подкашиваться. Я растерянно оглянулся.

Зоя стояла со скорбным выражением на лице.

– Назад! – крикнула она. – Давай назад, не то погибнешь!

Не успев вскрикнуть, я упал на четвереньки.

Кожа на руках вдруг потемнела; она стала трескаться и облезать, словно ее погрузили в концентрированную кислоту, оголилась плоть, показались кости. Из моей груди вырвался хрип, я не мог даже громко закричать: легкие запылали огнем, сердце пронзила острая боль, оно затрепыхалось в сбившемся ритме.

Воздух наполнился запахом тлена и пепла, сгустился туманным смогом. В его удушливой непроглядной взвеси метались гибкие тени. Одна из них бросилась в мою сторону, промахнулась. Тонкие ложноножки-хлысты полоснули возле самого горла.