Homo Super (Рыбка-бананка ловится плохо) - [16]

Память играла с Эдиком в гольф: непременно требовалось закатить мяч в лунку, в противном случае завеса, скрывавшая прошлое, не рассеивалась. Минувшие годы могли пройти бесследно, как цветение садов для слепого. Но в завесе существовали дыры, проеденные шоком и оставшиеся навсегда. Дыра пятнадцатилетней давности оказалась не самой большой.

12

Через неделю после свадьбы Эдуард впервые исполнил супружеский долг. Именно тогда он начал глотать «колеса», на которых сидел вплоть до сегодняшнего дня.

Препарат, разработанный в фармакологических лабораториях Союза, долгое время считался экспериментальным, но даже его уличные суррогаты («шит», «лестница», «пурга», «лайт») приобрели огромную популярность. Официальное название «пурги» было незамысловатым, как болезнь Боткина. Борис Карлович, руководивший программой создания новых, «социально значимых» транквилизаторов, не мудрствуя лукаво окрестил базовый препарат «Хрустальным кораблем». После одобрения Министерством здравоохранения и легализации продажи, которых пришлось ждать два года, «корабль» свободно распространялся через аптечную сеть Союза. Само собой разумелось, что Эдик повсюду имел неограниченный кредит.

Свойства «пурги» были уникальными. Стандартная доза действовала около суток и погружала в состояние, напоминавшее легкое опьянение без потери координации и ориентации, а также признаков сонливости и похмельного синдрома при существенном снижении уровня агрессивности и депрессивных проявлений. У проповедников любви к ближнему впервые появились шансы.

Кроме того, «корабль» оказался мощным афродизиаком, не содержащим кардиоактивных стероидов. Сердца учащенно бились исключительно по причине здорового возбуждения. При употреблении сверхдозы чаще всего наступал временный аутизм, эмоциональный ступор, а в некоторых случаях отмечалась «слепота интеллекта».

Эдик испытал это на себе и одним из первых. Борис Карлович задействовал своего подопытного кролика полностью. Отдаленные последствия его не интересовали. Программы Союза предусматривали, что генетический ресурс человеческого материала будет выработан в течение ближайших тридцати – сорока лет.

Эдику было тем более плевать. Он как раз проходил курс реабилитации, омолаживался, очищался, учился медитировать, жрал витамины и готовился оправдать свое никчемное существование. Доза химического вожделения выжала эстетсткий гной из мозга, семя из пересыхающего источника, слезы умиления из желез. Оказалось, что зависимость может быть даже приятной…

Элеонора забеременела в первую же ночь, которую провела вместе с мужем.

В гинекологии и акушерской практике он разбирался не лучше, чем в общей теории относительности, но догадывался, что понадобилось бы серьезное хирургическое вмешательство, чтобы Элка смогла разродиться. Это его мало тревожило – он окончательно уверовал в могущество Бориса Карловича и извергов в белых халатах.

Впрочем, все оказалось еще проще – для самой Элочки. В клинике Союза зачатый плод с плацентой был пересажен в организм другой женщины, специально подобранной для вынашивания. Ее кандидатура была утверждена Хрусталем лично после многократных проверок (одинока, здорова, совместима, управляема).

Эдик видел «носильщицу» всего один раз – та оказалась здоровенной бабищей с широченным тазом, намекавшим на неукротимую детородную функцию. Подразумевалось, что гонорара ей хватит за глаза на всю оставшуюся жизнь, однако Пыляев не сомневался в том, что скорее всего ее тихо уберут. Смерть при родах – естественная вещь, и никто не будет задавать лишних вопросов… Вспоминая об этом, он испытывал жалость ко всем невиным жертвам прогресса и светлую печаль – в конце концов, он тоже пострадал. Морально.

И когда пришло время, «homo super» покинул казенную утробу легко и непринужденно. Ничто не удерживало его; биокомпьютер загружался без сбоев. Супер был свободен и не отягощен родовой травмой.

Так начался его жизненный путь. Он был отделен от настоящей матери в двухнедельном возрасте, а в девятимесячном принял первую жертву как должное – без единого крика, который возвестил бы о рождении совершенства.

* * *

…Из радиоприемника струился послеполуденный амбиентный поток. Эдик перевернулся на спину и, прищурив глаза, посмотрел на силуэт дома, врезанный в иллюзорную синеву. Над крышей торчал краешек параболической антенны. Пыляев чувствовал, что где-то там находится Супер (он давно уже не называл сына по имени). Это неописуемое чувство чем-то напоминало чутье собаки, узнающей хозяина по запаху.

Двумя этажами ниже, в спальне с лиловыми драпировками, отдыхала Элеонора. У Эдика не было к ней претензий. Ни разу она не повела себя как стерва (если не считать той ночи, когда он познакомился с нею). Ни разу не забыла о том, что заполучила мужа в результате грязной папашиной интрижки, а также о том, что находится у нее между ног. Она не давила на него, хорошо кормила и отпускала погулять.

Двухнедельная беременность никак на ней не отразилась. Элка сломалась гораздо позже. А теперь превратилась в толстую, ленивую, плохо соображавшую самку с нарушенным гормональным балансом. Почти все время она проводила в доме, погрузившись в музыку мертвых и забросив любимое занятие – собирание антикварных побрякушек. В сумерках ее спален оперные призраки вопили хорошо поставленными голосами о трагедиях, давно потерявших актуальность…