Хома Брут - [2]

– Темнота! – хохотнул богослов.– Про Варфоломея просто нигде не пишут, так как семинария его стыдится. Было это лет сто назад, уже никто ничего и не помнит толком. Но знающие поговаривают, что так зашел у него ум за разум, что ушел он в затворники и объявил себя борцом с нечистью, представляете? – Халява грубо заржал.

Хома с Тиберием недоверчиво сощурились. Порося завизжал. Ритор сморщился и засунул веревку с жупана в пасть развопившемуся поросю.

– Было-было,– подтвердил Халява.– Совсем спятив, он утверждал, что сама семинария полна нечисти! И стены ее прокляты! А однажды ночью, говорят, стащил все серебро из семинарии и исчез. Так его и не нашли.

– Да как же он утащил столько серебра? – неуверенно буркнул Хома.

– Этого не знаю,– отмахнулся Халява.– Может, помог кто? А может, и не много его было, того серебра. Только я думаю, он и тронулся-то от излишнего усердия. Какая еще нечисть в семинарии может быть?

– Знамо, кака нечисть! – вступился Тиберий.– Сейчас ее особливо много развелось, всем известно! И тогда наверняка была!

– Ну-ну,– рассмеялся Халява.

– А шо?! – вскинулся Тиберий.– Даже на нашем рынке ведьм полно! Сегодня так и хватали меня! И проклинали! И руки у всех нечистые, и морды поганые! Еле ноги унес!

– Надо было на хвосты им плевать! – с сочувствием посоветовал Хома.– Всем известно: увидишь ведьму – сразу плюй ей на хвостик, она и спужается!

– Ничего! Я и так от них отбился! – ритор надул грудь колесом.– Не так-то просто схватить Тиберия! – Он наклонился, чтобы поцеловать свою добычу в пятачок.

Громко завизжав, порося извернулся – и как выскочит у Тиберия из рук! Плюхнувшись ритору на сапоги, скотина издала истошный вопль и, задрыгав маленькими ножками, рванула в толпу.

– Держи его! – только и успел крикнуть Тиберий.

– Аминь! – пропел ректор и стал крестить воздух во все стороны.

Как по команде Халява и Тиберий бросились за поросем. Рослому Халяве никак было не протиснуться; с трудом пробираясь в толпе, он отстал. Толкаясь, шустрый Тиберий вырвался вперед, но тотчас отхватил такого тумака от какого-то бурсака, что повалился на землю и застонал.

Наблюдая за ними, философ решил действовать хитрее. Упав на четвереньки, он юркнул за скотиной прямо между ног стоящих. Хватаясь за колени и промежности, бурсаки охали, осыпая Хому проклятиями, но он неудержимо двигался вперед.

Глупый порося несся аккурат в сторону ректора. У философа защемило сердце от страха. Еще один прыжок, и удирающая скотина вырвется из толпы. Изловчившись, Хома оттолкнулся руками и, проехавшись на пузе, схватил животину за вертлявый хвостик. По площади разлетелся отчаянный поросячий визг.

– Это что такое? – прервав чтение, ректор нахмурил кустистые брови.

Толпа враз зашумела и с гоготом расступилась, открывая замершего на четвереньках Хому, еле удерживающего за хвост ошалевшего от страха порося. Осрамившись, семинарист скованно потянулся, стараясь удержать скотину за скользкие бока, чтобы унять:

– Молчи ты! Иди сюды!

Порося обиженно заверещал и лягнул Хому в нос.

– Ай! – вскрикнул философ и выпустил его. Порося мгновенно обогнул улюлюкающую толпу, которая все ж не решалась нападать на него перед взором ректора, и, прихрамывая, в полминуты унесся с площади. Не выдержав, бурсаки повалились со смеху. Дисциплина была окончательно нарушена.

– Снова промышляете воровством? – раздался над головою философа сердитый голос ректора, и бурсаки неохотно притихли. Ректор сделал несколько шагов, подойдя к Хоме, лежавшему в пыли с распухшим, как слива, носом.– Хорошо же, отдохни пока,– ректор обвел глазами бурсаков и махнул рукой.– Отправляйтесь все с Богом!

Толпа радостно поклонилась, загалдела и потекла с площади в разные стороны.

– А ты останься, дело есть,– приказал ректор Хоме, отходя в сторону и пропуская бурсаков.

Через пять минут не осталось никого, кроме ректора и дьякона, о чем-то шептавшихся у дверей монастыря и, казалось, совершенно забывших про философа. Хома робко пошевелился, решив незаметно уползти за остальными.

– Куда? А ну стоять! – обернувшись, гаркнул на него ректор.

– Пороть будете? – задрав чумазую голову, Хома заискивающе улыбнулся самой широкой и жалобной своей улыбкой.

– Надо бы,– пузатый ректор надулся и задумчиво пожевал губу. – Впрочем, у меня есть идея получше, – он недобро ухмыльнулся.– Ты ведь сирота?

– Сирота,– Хома уселся на землю и сделал такую грустную мину, что ректор сплюнул, перестав сердито хмуриться.

– Ну, значит, никуда не торопишься,– заключил он, поднимая парня за шиворот и отряхивая его от пыли.– Давай-ка поговорим. Ты кто таков?

Бурсак внезапно почувствовал сильную слабость. С трудом удержавшись на ногах, он пробормотал:

– Хома Брут аз, Ваше Высокопреподобие.

– Что-то ты какой-то совсем вялый,– ректор пригляделся к нему и неожиданно спросил: – Саблей владеешь?

Хома замотал головою, стараясь сбросить оцепенение и дурноту. Не помогало. Как в тумане, он слабо промямлил:

– Владею, Ваше Высокопреподобие.

– Откуда? – Видя, что парубку совсем нехорошо, ректор отпустил ворот его рубахи и немного отступил.

– Козаки дитём учили, на хуторе. Еще до бурсы, – моргая, чтобы согнать пелену с глаз, признался философ.