Холодный зной - [14]

Голос Тони прозвучал холодно:

— Ну конечно, если ты так считаешь, я не могу надеяться, что изменю твое мнение. Если ты не видишь, не понимаешь, что эти занятия для кого-то, возможно, могут стать важными, могут изменить их жизнь, тогда извини. Мне очень жалко и обидно, я думал, ты более понятлива.

— Я не ученица из вашего класса, мистер О’Брайен, и не собираюсь виновато опускать глаза, когда вы отчитываете меня. Ты сделал дуру из меня и унизил моего отца.

— Каким образом? Ты знаешь, я не желал вам ничего плохого.

— Он не знает, что ты переспал с его дочерью, что узнал обо всех его планах. Вот как.

— И ты рассказала ему обо всем, чтобы он чувствовал себя лучше?

— Ты знаешь, что нет. Но спать с его дочерью — это не слишком?

— Я надеюсь, ты изменишь свое мнение, Гранья. Я очень, очень люблю тебя, мне хочется быть с тобой.

— Д-а-а-а.

— Зря ты так, это чистая правда. Несмотря на то что ты очень молода, мне интересно с тобой. У меня было много молодых привлекательных подружек, с которыми мы развлекались. Но ты совсем другое дело. Если ты бросишь меня, я потеряю что-то очень важное. Можешь верить или нет, но у меня к тебе серьезные чувства.

На этот раз она молчала. Они смотрели друг на друга какое-то время. Затем он заговорил:

— Мы разговаривали с твоим отцом и решили, что в сентябре, когда начнется новый семестр, все станет более понятно.

Она пожала плечами.

— На самом деле я не думал о себе, я думал о тебе. Попробуй успокоиться, не злиться. Я позвоню тебе, и если ты захочешь со мной разговаривать, поймешь меня. Возможно, у нас сложатся серьезные отношения, и кто знает, может, все, что произошло здесь сегодня, мы будем вспоминать как дурной сон.

Она не произнесла ни слова.

— Итак, доживем до сентября.

Она развернулась, чтобы уйти.

— Подумай, Гранья. Я буду с нетерпением ждать нашей встречи. Мы можем не быть любовниками, если ты не хочешь этого. Тогда сейчас ставим точку. Но я все же надеюсь на продолжение наших отношений.

Она выглядела огорченной.

— Конечно, ты позвонишь первым, когда очередная любовница уйдет от тебя, — произнесла она.

— Я ни с кем не собираюсь встречаться до тех пор, пока ты не вернешься, — сказал он.

— Не думаю, что я вернусь, так что не теряй даром времени.

— Нет-нет, никогда не говори «никогда».

Он стоял в дверях и смотрел, как она уходила, засунув руки в карманы пиджака и опустив голову. У нее был потерянный вид. Ему хотелось броситься вдогонку, обнять ее и прижать к себе, но пока прошло слишком мало времени.

Ситуация была не в его пользу, но что сделано, то сделано.

Синьора

За все те годы, да, за все те долгие годы, которые Нора О’Донохью прожила на Сицилии, она не получила ни одного письма из дома.

Она привыкла с надеждой смотреть на маленькую улицу, залитую солнцем, ожидая увидеть его. Но она никогда не получала писем из Ирландии, хотя сама писала регулярно в начале каждого месяца, рассказывая родным о себе. Нора покупала бумагу серого цвета, поскольку ей трудно было объясняться с продавцом в магазине, где продавали бумагу для записей, карандаши и конверты, а такая бумага лежала на виду. Она всегда оставляла черновики, чтобы Знать, что уже рассказала, поскольку все, о чем она писала, было ложью. Ее семья никогда не ответит, но они прочтут ее письма. Они будут передавать их из рук в руки, удивленно вскидывать брови и качать головой. Бедная глупая Нора, какая же она дура, что порвала со всеми и не вернулась домой.

«С ней всегда было бесполезно разговаривать», — сказала бы ее мать.

«У этой девчонки нет ни стыда, ни совести», — добавил бы отец. Он очень религиозный человек, в его глазах отношения дочери с Марио и отъезд с ним в сицилийскую деревню, хотя он сказал, что не женится на ней, были большим грехом.

Конечно, Нора могла бы соврать и сообщить, что они поженились. По крайней мере ее пожилой отец спал бы спокойно в своей постели и не боялся так сильно предстоящей встречи с Богом, с которым придется объясняться за смертный грех дочери.

Но тогда Марио настоял на разговоре с родителями.

— Я бы с огромной радостью женился на вашей дочери, — произнес он, глядя своими огромными черными глазами в глаза ее отца и матери, — но, к сожалению, это невозможно. Моя семья хочет, чтобы я женился на Габриеле, и ее семья ждет этого. Мы сицилийцы, мы не можем ослушаться своих родителей. Я уверен, что в Ирландии все то же самое. — Он сильно переживал, но ничего не мог поделать.

Два года он жил с Норой в Лондоне. Он не прятался и был честен с ними. Чего еще они хотели от него?

А хотели они только одного — чтобы Марио ушел из жизни их дочери, чтобы Нора вернулась в Ирландию. Они надеялись и молились, чтобы никто и никогда не узнал об этом несчастном эпизоде в ее жизни, так как шансы на ее замужество таяли с каждым днем.

Она пыталась наладить контакт со своей семьей. Это было в 1969 году. Тогда родители приезжали в Лондон, чтобы увидеться с дочерью, живущей во грехе, а затем принять новость, что она уезжает с этим человеком на Сицилию.

Это известие стало для них трагедией, и с тех пор они не отвечали на ее письма.

Нора простила отца и мать, но не могла простить двух своих сестер и двух братьев. Они молоды и должны были понять ее чувства, но прониклись духом семьи. Они всегда советовались друг с другом по поводу будущего, о том, что случится, если папа и мама останутся одни. Никто из них ничего не решал самостоятельно. Братья и сестры всегда были согласны, что маленькая ферма будет продана, а на вырученные деньги куплена квартира.