Холодный викинг - [21]

К ее удивлению, все собравшиеся за столом склонили головы в молитве.

— Благодарю тебя, Боже, за добрую еду и за то, что прислал домой мужа и отца живым и здоровым, — сказала Джида.

— И благодарение Тору и Одину за нашу счастливую судьбу, — добавил Олаф.

Должно быть, лицо у Руби было таким удивленным, что Олаф счел нужным пояснить:

— Мы исповедуем обе религии. Крещение в христианскую веру — это цена, которую платят викинги за жизнь в чужих странах. Большинство делают это из соображений безопасности.

— Нет, муженек, некоторые становятся истинными христианами, — возразила Джида.

За столом текла непринужденная беседа. Руби наслаждалась вкусной едой и плоским хлебом, называемым «беннок», который пекли ежедневно. Даже дети говорили свободно обо всем, что случилось в отсутствие отца.

Джида рассказала о том, кто умер, кто родился, кто вышел замуж и женился.

— Говорят, что теперь в Джорвике живет тридцать тысяч человек. Неужели это правда? — спросила она мужа.

— Может, это и преувеличение, но город растет, как сорняк. Я заметил, что даже улицы идут в определенном порядке.

— Да. Теперь у нас Копергейт, Питергейт, Эндрюгейт, Скелдергейт, Бишопгейт…

— А что означает «гейт»? — перебила Руби. — В моей стране это «дверь в заборе».

— «Гейт» — это норвежское слово, означающее «улица», — объяснил Олаф.

Дети тоже сообщили отцу свои важные новости. Тира рассказала о том, что на прошлой неделе старая кошка принесла пять котят. Астрид застенчиво осведомилась о красавце Селике, что, по-видимому, расстроило Олафа. Остальные наперебой докладывали об успехах в домоводстве, неудачах, сплетнях и безделушках, которые хотели купить.

Сыновья Торка сидели молча, лишь иногда перешептывались между собой. Они держались подчеркнуто обособленно от дружного семейства Олафа. Одинокие, заброшенные дети. Как мог Торк после такого долгого отсутствия не побыть с собственными детьми хотя бы одну ночь? И почему они живут в доме Олафа, почему не с дедушкой Торка Даром? Что-то здесь не так.

Руби недоумевающе покачала головой, решив, однако, непременно докопаться до сути дела. Сердце разрывалось от желания помочь мальчикам, но Руби помнила о предостережении Торка. «Позже», — поклялась она себе. Позже она пойдет к ним. Однако Руби не могла дождаться возвращения Торка. Уж у нее найдется несколько отборных выражений, чтобы высказать ему!

— Торк! — неожиданно воскликнул Олаф, и все обернулись к двери. На пороге и правда стоял он, сложив руки на груди и забавляясь откровенными разговорами.

— Ты же сказал, что переночуешь во дворце! — обвиняюще припомнил Олаф.

Говоря по правде, Торк и сам удивлялся, зачем, вопреки добрым намерениям, вернулся к Олафу. Много лет он, следуя мудрой предосторожности, избегал сыновей на людях или в присутствии чужаков, как, например, Руби. Нельзя допустить, чтобы враги узнали о мальчиках — плодах его чресел. Святая Фрейя! Да его собственный братец Эрик убьет детей, только чтобы защитить своих отпрысков. Или чтобы причинить боль Торку.

Во всем виновата Руби! Она околдовала его, и по какой-то неясной причине его все время тянет в дом к Олафу! Он встретился глазами с таинственной девушкой и почувствовал, как тело охватило жаром. Торк шумно втянул в себя воздух.

Почему эта женщина обладает способностью так действовать на него? Во всяком случае, дело вовсе не в ее сомнительной красоте. Конечно, она не уродина, но, по правде говоря, Торк знал немало женщин, не менее приятных на вид, хотя и не столь притягательных. Может, разгадка именно в ее взгляде? Как она смотрела на него! Словно в глазах отражалось все, что у нее на сердце!

Нет, скорее всего, Торк просто слишком долго был без женщины и, должно быть, мечтает лишь о том, как поскорее избавиться от штанов, ее и своих! Но всякие отношения с этой женщиной опасны, для нее, для него, для мальчиков, грозят гибелью не только им, но и семье Олафа! И, зная все это, он вернулся сюда!

— Торк, почему ты здесь? — удивился Олаф. — Ты сказал, что придешь только утром.

Торк послал Олафу короткий предостерегающий взгляд. Он избегал смотреть на сыновей, хотя заметил, что мальчики не могли скрыть радости при виде неожиданно возвратившегося отца.

Джида встала, чтобы принести тарелку для гостя, а Торк сел напротив Руби. Собравшиеся за столом следили за ним с открытым ртом, явно удивленные его странным поведением. Уши Одина! Следовало бы немедленно уйти и вернуться в замок, где он мог забыться в объятиях Эсли.

Но вместо этого Торк продолжал пристально изучать Руби и выговорил куда более хриплым голосом, чем ожидал от себя:

— Я передумал.

Нескрываемый восторг Руби обезоружил Торка, хотя пальцы напряженно постукивали по столу.

— Хм, — пробормотал Олаф, распознав блеск вожделения в глазах Руби и нескрываемо-чувственный оскал приоткрытых губ друга.

— Готов поклясться, сейчас ты думаешь вовсе не головой, а той частью тела, что расположена гораздо ниже.

Олаф откинул голову и оглушительно расхохотался, видя откровенное смущение Торка: очевидно викинг был не очень доволен такой проницательностью приятеля.

Торк свирепо уставился на него, и Олафу наконец удалось сдержать порыв неуместного веселья. Джида поставила перед ним кубок и тарелку, наполненную едой. Торк жадно принялся есть, и беседа вновь возобновилась.