Холодный как мрамор - [7]

Позади меня мама открыла входную дверь и встала в проходе.

– Заходи. Уже играют рождественские песни, и сахарное печенье ждет в духовке.

С тех пор как мама забрала меня из Шеридана, она вжилась в роль заботливого родителя. Летом я обычно подолгу проводила время с отцом и его второй женой Рондой во Флориде, поэтому время, проведенное в исправительной школе, было не самым долгим временем вне дома. Но на этот раз разлука была особенно тяжела для нас обеих, так как мы ее не ожидали. Мама нарядила рождественскую елку к моему приезду, а я попыталась изобразить восторг.

Я разулась при входе, трясясь от радости: Трей был в своем доме, всего в нескольких метрах от меня.

– Мы разговаривали с Мэри Джейн и подумали, что вам с Треем лучше было бы не видеться на каникулах. Возможно, летом все будет по-другому. Но пока…

Мама замолчала, показав, к какому разговору она подготавливалась последние два дня.

Моя мать не была глупа. Она, несмотря на праздничное настроение, была все еще зла на меня за то, что я не объяснила ей, зачем мы с Треем ввязались в неприятности в ноябре. Всем, кто не знал подробностей, казалось, что мы издевались над новенькой одиннадцатиклассницей Вайолет, приехавшей из пригорода Чикаго. Они считали, я напала на нее в школьном коридоре во время баскетбольного матча против старшей школы «Анжелика» и преследовала по всей школе, сбила ее с ног и украла семейную реликвию – медальон, доставшийся от бабушки.

– Я понимаю, мама, – мягко ответила я. – Я не ищу неприятностей. Просто хотела поздороваться с ним. Вот и все. Привет.

Реакция людей на то, что Кэндис рассказала об игре с Вайолет, послужила мне предупреждением – школьная администрация забеспокоилась о ее психическом здоровье, а мать Кэндис поместила ее в психиатрическое отделение больницы. Хотя мама относилась к моим словам серьезно, ни один взрослый не поверил бы, что Вайолет вынесла смертные приговоры Оливии и Кэндис. Линия рта моей матери выдавала ее недовольство.

– Ну, так вот обстоят дела. Я уже начала думать, что ты выносишь себе смертный приговор, надеясь встретить его дома.

«Но моя смерть уже застала меня. По предсказаниям Вайолет, я уже мертва», – погрузилась я в мрачные мысли.

– Я подумала, что будет весело печь весь полдень. Ты сможешь взять угощения с собой в школу, – сказала мама с таким воодушевлением от того, что проведет со мной весь день, что у меня заболел живот. При любых других обстоятельствах я бы с удовольствием осталась дома. Выпечка была бы прекрасным способом растопить мамино сердце, чтобы потом она позволила мне увидеться с Треем; она никогда бы не отказала мне в том, чтобы навестить соседей, семью Эмори, с коробкой печенья. Но поездка в магазин не могла ждать, и я чувствовала себя паршиво из-за вранья.

– Вообще, – начала я, – ты не будешь против того, если я сегодня поеду с Мишей на шопинг? Я хочу найти тебе подарок получше, чем та паршивая прихватка, которую сделала для тебя в школе.

Мама игриво взъерошила мне волосы.

– Забавно, но та паршивая прихватка – это то, что я действительно хотела на Рождество.

– Мам.

– МакКенна, тебе не нужно мне ничего дарить. Мне хочется, чтобы ты побыла со мной на этой неделе.

Мама не оставила мне выбора, пришлось лгать еще больше. Неудивительно, что она мягко мне отказала, но я должна была настоять на своем.

– Мам, ну пожалуйста. После всего, через что тебе пришлось пройти в этом году из-за меня, ты заслуживаешь большего. – Затем я использовала козырь – я знала, что мама больше всего терпеть не могла тратить деньги.

– К тому же, я не хотела тебе об этом говорить, но Миша помогла мне заранее купить кое-что на деньги с ее кредитной карты. Мы должны встретиться в магазине, так как мы, конечно, не могли встретиться в школе.

Мама возразила, сказав, что мне действительно не стоило ничего ей дарить, но в конце концов отпустила. Предвкушая поездку в снегопад, я не упомянула, что вряд ли вернусь раньше девяти или десяти часов вечера. Мама бы расстроилась, а я сгорела бы от стыда, хотя это было неизбежно. Так что я обещала маме, что мы с Мишей поедем аккуратно и будем держать безопасную дистанцию от студентов Уиллоу, чтобы смягчить ее гнев, когда вернусь поздно вечером.

Без пяти час я была удивлена, увидев «Мерседес», подъезжающий к нашему дому, вместо серебряного «Гольфа Джи-Ти-Ай», который Миша делила со старшей сестрой. Мама стояла сзади и в тысячный раз напоминала избегать неприятностей и надеть шапку, чтобы не заболеть, но я ее не слушала. Мое сердце бешено колотилось: Миша сидела на пассажирском сиденье «Мерседеса»…

…А за рулем был Генри Ричмонд.

Генри, сексуальный старший брат Оливии, звезда тенниса. Генри был бы моим спутником на Осеннем балу, если бы Оливия не погибла в ужасной автокатастрофе в ночь большого футбольного матча в Кеноше.

Будучи девятиклассницей, я наблюдала за ним в коридоре, как будто он был звездой мыльной оперы. Его обожали учителя, им восхищались другие парни, и его преследовали девушки из всех социальных кругов. В сентябре, когда он спросил меня, хочу ли я пойти с ним на Осенний бал, это было чуть ли не самым прекрасным событием за всю мою жизнь.