Холодные и мертвые (сборник рассказов) - [6]

— Кыш, кыш, — неприязненно махнула рукой Хельги, подгребая к себе бумаги в изрядную стопку. Наверное, их давно следовало проработать, и появление Курта только напомнило ей об этом. Конечно, необходимость работать не могла обрадовать ни одного нормального человека. Как и неминуемо грядущий скандал. Хотя Курта вот, к примеру, очень радовал. Но о его дурном характере легенды ходили еще во время учебы.

— Я — туда, — Курт ткнул пальцем в сторону двери, за которой, он точно знал, плотно засел Ганс. Тот, конечно, мог бы оказаться и в своем кабинете, но это было чуть менее реально, чем то, что Эф за то время, что его не будет рядом, перевоплотится в ласковую кошечку. Ганс ненавидел свой кабинет.

— Его нет, — робко пискнула Хельги, приподнимаясь.

— Естественно, — согласился Курт и толкнул широкую створчатую дверь, ведущую в лабораторию. В лаборатории было холодно. Настолько, что халаты никто не игнорировал. Их натягивали прямо поверх свитеров, а то и курток, и только пальцы должны были сохранять привычную подвижность: для этого их приходилось постоянно греть и прятать в карманы.

— День добрый, — вкрадчиво заметил Курт, сгребая с ближайшего стола какое-то кладбище из микросхем и чуть сжимая в руках. Судя по полузадушенному хрипу, который издал бледный от испуга за собственное детище студент, это было что-то очень важное. Ганс поднял голову от микроскопа и передал его аспиранту (и ближайшему помощнику по совместительству) по имени, кажется, Ию. Или это была его фамилия, Курт не был точно уверен.

— Здравствуй, Курт. Пойдем в мой кабинет. Теперь на них глазели уже все, кто находился в лаборатории. О нелюбви Ганса (профессора Вейгера) к собственному рабочему месту ходили мистические легенды, которые, кажется, грозили рассыпаться на глазах у общественности. Или же обрасти новыми фактами, и Курт твердо решил выбежать из кабинета с квадратными глазами — а дальше уже студенты придумают все сами. Ганс открыл перед ним дверь, после чего зашел сам и тихонько, надеясь, что Курт не услышит, щелкнул замком. Прошел к столу и медленно опустился на высокий прямой стул. Было видно, как неловко себя чувствует Ганс в этом месте. Тем интереснее было Курту наблюдать за ним, зная, кому этот кабинет принадлежал ранее. С этим сакральным знанием все решительные и порывистые движения одноклассника казались неуверенными и жалкими.

Случайными, а не тщательно продуманными.

— Ну, ты с отчетом?

— Естественно, — повторил Курт, усевшись в гостевое кресло и сцепив пальцы на колене. При этом на Ганса он не смотрел, вовсю изучая обстановку. Все, на самом деле, осталось таким же, как и пять, семь, десять лет назад. Окно без гардин, светлые стены, дубовый стол, пресс-папье в форме помпезного льва. Ганс поелозил тем самым львом по каким-то бумагам, у которых, наверное, должен был уже закончиться срок хранения, и попытался выйти на беседу еще раз.

— Рассказывай. Курт молчал, буравя пронзительным взглядом льва. Вот только нервничал при этом все больше Ганс, не зная, за что схватиться: за бумаги, за ручку, за коммуникатор, который он предусмотрительно взял с собой. И пожалел уже, наверное, что закрыл дверь. Курта это откровенно забавляло. Видимо, вина Ганса в чем-то, еще неизвестном, была настолько велика, что ему буквально не сиделось на месте. На воре и шапка горит, а?

— Рассказывай, а потом задашь вопросы.

— Что рассказывать? — едко поинтересовался Курт. Ганс напряженно сглотнул:

— Отчет. О патруле, о реакции опытного образца на… — и тут же замолчал.

— На что? — Курт подался вперед. — Ты, кажется, хочешь рассказать мне, кого я встретил в Каппе?

— Нет, — Ганс тряхнул головой, потянул себя за волосы и, кажется, все же взял себя в руки. — Я хочу услышать, кого ты нашел. Это было твое задание. Докладывай.

— Хорошо, — Курт согласно кивнул и для начала кратко поведал о хаммере киношников. — Ну, а с ними была Герда.

— Герда? — на лице Ганса мелькнуло удивление — уже честное, не нервное. — Зачем ей… И снова замолчал. Молчал и ждал вопросов и Курт.

— Атли, детка, вставай. Это твой последний день! Звучало как-то не очень, но Курт, понимая, в чем же суть сказанных матерью слов, открыл глаза и уставился на полоток. Покатая деревянная крыша сползала к другому концу комнаты и терялась в утренней зашторенной темноте, клубящейся в углах. Курт неохотно откинул одеяло и спустил ноги с кровати. В этом году май был поразительной прохладным, больше похожим на ранний апрель, когда небо еще едва голубое, но на него уже наползает зеленый иней. Даже если апрель — не май — напоминает о приближающихся летних каникулах, то что уж говорить о самом последнем дне. Последнего учебного года. Умывшись блаженно теплой водой, быстро одевшись в джинсы и теплую олимпийку, Курт спустился вниз. Горячий омлет на тостовом хлебе уже дымился рядом с кружкой какао, и в этот день он не стал спорить и упираться. На пороге взрослой жизни не хотелось быть взрослым и отказываться от завтрака, как это делал отец. Хотелось еще немного потянуть детство. Курт старательно наворачивал завтрак, а за ним, раскачиваясь на стуле, неотрывно наблюдал Грег, выпивший только какао с маршмеллоу.