Холодное солнце - [15]

Сделав корявым почерком запись в книге, охранник сунул журнал себе под задницу и устало пробурчал:

– Все, валяй, наука! В обед приходи!

– Хорошо, сам меня заставляешь… Только чтоб без всяких там подожди. У меня времени в обрез будет!

Академик был одет в белый халат, из-под которого торчали такие же белые штаны, широкими трубами волочащиеся по полу. Миновав контрольный пункт, он стремительно пошел по длинному высокому коридору, освещенному в нижней части маленькими лампами. Подойдя к одной из дверей, он щелкнул замком и тут же закрыл за собой дверь…

Минут через пять в лабораторию начали входить сотрудники. Тщательно обжульканные на контрольных постах, они коротко здоровались с Томилиным, смотрящим в бинокуляр, и быстро занимали рабочие места, спеша приступить к работе до того момента, как в лабораторию войдут проверяющие.

Сегодня никто не опоздал, даже рентгенщик Яковчук – довольно мрачный детина, работавший тут с самого основания Объекта и уже не раз получавший мягкий отказ на просьбу уволить его по собственному желанию и дать убраться на Материк. Ему говорили, что аналитик Яковчук незаменим, и для убедительности накидывали сверх контракта несколько сотен. Получая отказ, Яковчук мрачнел и неделю ни с кем не разговаривал. В последнее время он недолюбливал Томилина за идиотский оптимизм. Томилин увлеченно трудился, занимался наукой, не очень-то отвлекаясь на деньги, а он, Яковчук, зарабатывал: вкалывал, горбатил – отбывал повинность…

Проверяющие вошли в лабораторию последними. Это были охранники с железным ящиком. Поставив ящик на свободный лабораторный стол, они торжественно, словно заслуженного покойника из Кремля, извлекли из ящика баночки и небольшой металлический слиток.

Один из охранников осторожно положил его на томилинский стол. Томилин небрежно подвинул слиток к себе и расписался в получении.

Слиток называли в лаборатории Эталоном. Все, что делалось на Объекте, в той или иной мере касалось Эталона – сплава, состав которого был предметом долгих перешептываний в лабораторной курилке бесконечными зимними вечерами. Ради него тысячи людей самых различных специальностей трудились здесь, за Полярным кругом, считая месяцы и поджидая тот счастливый момент, когда наконец смогут отправиться на Материк отоваривать честно заработанные миллионы.

До обеда оставалось около четверти часа. Томилин поднялся из-за стола и, покряхтев по-стариковски, вышел в аппаратную, делая руками нехитрые упражнения и разминая затекшие плечи. Вскоре следом не спеша вышел Яковчук.

До очередной продувки корпуса оставалась минута.

Охранник в который раз пробегал глазами сладострастно облизанные им страницы журнала, постанывая при виде сахарных округлостей и шарообразных излишеств заморских девиц с резиновыми ртами. Истекая слюною, охранник пыхтел и ерзал на стуле, томясь, как молочная каша в русской печи.

Неожиданно раздались шаги.

Страдалец поднял голову, вглядываясь в полумрак коридора. Вздрогнув от неожиданности, он округлил глаза. К нему шел академик в оранжевых, как предупредительный свет светофора, ботинках.

Охранник отложил промокший от потных рук журнал. Чмокающие при каждом шаге, эти ботинки потрясли его. Особенно их цвет! Совсем как купальник на девице из журнальчика!

Не отрываясь, смотрел он на ботинки; ему уже чудилась та заморская бабенка, якобы не могущая снять с себя купальник, досадливо кривящая губки и нахальным взглядом призывающая читателя помочь ей. Именно ее охранник только что вылизал своим скользким взглядом, вылизал, как благодарная дворняга ладонь нового хозяина.

– Вот это шузы! А ты, академик, случайно не того? Как у тебя с сексуальной ориентацией? Ты не голубой? А может, ты шизик? – вопрошал охранник, указывая пальцем на ботинки Томилина, и его трясло от возбуждения.

– Не шизик, а ученый! Это, парень, не всегда одно и то же. Если тебе не нравятся мои ботинки, подари свои! – скороговоркой ответил академик.

Не снижая скорости, Томилин шел к хомуту.

– Что так рано? – охранник недовольно поднялся со стула. – Мы же договорились в обед?!

– В обед не могу. Блюм вызывает на ковер. Давай журнал!

– Погоди-погоди… Вот тут, посмотри, бабенка есть! Сахар! – загундосил охранник, ища нужную страницу и постанывая от вожделения.

Томилин тем временем подошел к хомуту и остановился. Охранник не смотрел на него. Разлимоненный соблазнительными картинками, он настолько размяк, что ему на все, кроме журнала, было наплевать.

Лапая дрожащими руками глянцевые страницы, он искал свою бабенку.

– Вот смотри! Видал, какой круп?! – Он даже не глядел на академика, не в силах оторваться от картинки. – Эх! А может, не отдавать тебе журнальчик-то?

– Нет, брат, придется отдать. Как договорились! Томилин насмешливо глядел на раскрасневшегося

от волнения охранника, глаза которого наполнились мольбой.

Академик посмотрел на часы, а охранник, улучив мгновение, повернулся к нему спиной и влажными горячими пальцами вырвал из журнала страницу с вожделенным крупом. Вырвал и сунул за пазуху. Кажется, задумчивый академик этого не заметил.

Наконец Томилин оторвался от циферблата и, презрительно хмыкнув, строго произнес: