Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - [5]

Шрифт
Интервал

Подсобная лестница начиналась на шестом этаже — там, где заканчивались богатые апартаменты. Жильцам верхних этажей разрешалось пользоваться лифтом старинного образца, с кованой железной дверью и поскрипывающей решеткой.

Мадам Дюран жила на шестом этаже.

Это оказалась утонченная и достойная женщина, именно такая, как говорил о ней пианист. Она не стремилась расхваливать достоинства студии, просто заметила:

— Как видите, мы находимся как раз напротив парижской мэрии. Поэтому квартал совершенно безопасный. Можете быть спокойны.

Я подумала о людях в темных костюмах, которых заметила внизу возле дома. Один из них изучающе взглянул на меня. Конечно, дело было не в том, что он пытался меня «подцепить», — эти люди, курсировавшие вокруг площади Отель де Билль, были сотрудниками службы безопасности в штатском.

Помимо безопасности район имел и ряд других преимуществ. Бобур был в двух шагах отсюда. В Ле Алль еще продолжались ремонтные работы, но форум был торжественно открыт уже несколько месяцев назад.[1] И университет Жюссье, где я собиралась слушать лекции, был в трех остановках метро.

Разумеется, тот факт, что хозяйка говорила на моем родном языке, был еще одной бесспорно обнадеживающей деталью, даже если я сама, как мне казалось, достаточно хорошо знала французский.

Единственным недостатком была квартплата — слишком высокая. Но, несмотря на это, я переехала сюда, проведя всего лишь две ночи в своем номере в отеле.


Закончив обустраиваться на новом месте, я спустилась на шестой этаж и позвонила к мадам Дюран. Ждать пришлось долго. Неужели квартира такая большая? Или, может быть, хозяйки нет дома? Я уже собиралась уходить, когда услышала звук шагов. Потом почувствовала, как на меня смотрят в глазок.

Мадам Дюран появилась за стальной дверью, одетая в юкату, нечто вроде японского пеньюара, который традиционно служит и пижамой. Я смутилась, увидев ее неодетой среди дня, но она держалась со своей обычной непринужденностью, хотя, судя по всему, только минуту назад встала с постели.

— Простите, я вас побеспокоила…

— Ничего страшного, все в порядке. Вы хорошо устроились? Если вам что-нибудь понадобится, спрашивайте у меня без всякого стеснения. Пройдемте в гостиную. Мерседес вот-вот вернется с рынка. Хотите кофе или чаю? А может, аперитив?

Квартира мадам Дюран пахла особенно хорошо. Легкий запах туалетной воды смешивался с ароматом восточных благовоний. Сувениры из путешествий по Азии, лепной орнамент на потолке, османские деревянные панели на стенах — все вместе создавало утонченную и в то же время немного таинственную обстановку.

Сколько лет было мадам Дюран? Пятьдесят, может, пятьдесят пять. Она была высокой и стройной. Белокурые волосы с серебристым отливом, правильное лицо, черты слегка суровые, но зеленые глаза — восхитительные. Она говорила со мной по-японски, с неизбежным и неподражаемым акцентом, что прибавляло ее речи очаровательный оттенок. Я узнала, что у нее трое детей. Старший из двух сыновей, юрист, жил в Нью-Йорке, младший, финансист, работал в Женеве, оба были женаты и уже стали отцами. Младшая дочь была всего на год старше меня. Она недавно получила диплом в Сайенс-По[2] и была обручена с политтехнологом.

На столике с выгнутыми ножками я увидела фотографию юной пары. Блондинка со светлыми глазами была похожа на мадам Дюран. Ее жених выглядел типичным технократом. Они позировали верхом на лошадях, оба демонстративно улыбались с довольным видом.


В столовой, смежной с гостиной, вернувшаяся с рынка Мерседес начала накрывать на стол. Мягкий свет, проникающий сквозь тонкие тюлевые занавески, разливался по комнате. Горничная расставляла на столе тарелки лиможского фарфора пастельных цветов. Зеркало над камином удваивало букет полевых цветов, к которым были добавлены камелии.

Эта картина напомнила мне фантастические видения моего детства, вызванные «Фантазией» Шумана — квартира мадам Дюран очень напоминала интерьер западного дома, каким я его себе представляла в то время. Правда, здесь не было ни кресла-качалки, ни сада вокруг, но было все остальное: деревянные панели, лепнина на потолке, занавески, ниспадающие до самого пола, обитая тканью мебель, камин, канделябры…

— Мерседес, нас будет двое за обедом.

Я не имела никакого представления о правилах в этом обществе — будучи принята мадам Дюран с такой любезностью, я подумала, что она приглашает меня пообедать вместе с ней.

— О, что вы, мадам Дюран, не нужно… Нет, я и в самом деле не могу остаться.

Мерседес подняла голову и на долю секунды застыла. Тут же я поняла свою ошибку: мадам Дюран ждала кого-то другого. Я покраснела от стыда за свою поспешность, обернувшуюся грубым промахом.

— Хорошо, тогда как-нибудь в другой раз, — улыбнулась мадам Дюран, с внезапной неуловимо-отстраненной интонацией, не показывая, однако, ни презрения по отношению ко мне, ни малейшего замешательства перед моей оплошностью.

Мерседес продолжала накрывать на стол, словно ничего не произошло.

Кого ожидала мадам Дюран на этот субботний обед? Дочь, подругу, любовника? Серебро и хрусталь на столе восхитительно поблескивали. Мои детские мечты воплотились в жизнь, но реальный мир был еще более недоступен, чем вымышленный.


Рекомендуем почитать
Как он не научился играть на гитаре

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки благодарного человека Адама Айнзаама

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Осенью мы уйдем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.