Холодная рука в моей руке - [21]

После того как Роза открыла дверь – отнюдь не тихо, ибо страх сделал ее неловкой, – мужчины, стоявшие к ней ближе всех, как носители огня, так и носители бремени, медленно и торжественно расступились, так что перед ней образовалось широкое открытое пространство.

Она уже являлась частью происходящего, и изменить это было невозможно. Робко, как девочка, она сделала несколько неуверенных шагов.

И только тут увидела – то, что лежало перед ней, испуская сияние и благоухание, эти неотъемлемые признаки святости, было ее двойником, ее дубликатом, ее копией. Копией той Розы, которой она была сейчас, не девочки и не старухи. Она упала на колени перед носилками и боязливо коснулась руки той, которая на них лежала; неожиданным образом ответом ей стало нежное пожатие.

– Кто я? – прошептала Роза. – И кто ты?

– Я твоя душа, – ответил незнакомый глухой голос.

– Но куда ты направляешься? – воскликнула Роза.

– В храм. Куда еще может направляться душа?

– Я увижу тебя еще?

– Когда-нибудь.

– Но когда именно?

– Не знаю.

– А что мне делать до тех пор?

– Живи. Забудь обо всем и живи.

– Но как я могу забыть? Разве это возможно? Разве кто-нибудь способен забывать?

Роза подняла голову и оглянулась по сторонам; внезапно ее пронзила мысль о том, что эти молчаливые люди, каким-то образом служившие ее душе, были теми самыми мужчинами, что предстали перед ней нынешним вечером, мужчинами, имена и лица которых ее память отчасти утратила.

Но было ли это действительно так, она не могла ответить с уверенностью. Новые носители приступили к своим обязанностям (кто они на самом деле, если ее догадка верна, Роза не могла постигнуть). Оттеснив Розу, они подняли носилки на плечи. Окруженные слабым свечением, двинулись к вершине холма, туда, где высилась церковь, возведенная на месте храма древней богини, некогда обитавшей в священной роще.

– Прощай, – сказала Роза; впрочем, она не была уверена, что произнесла это слово вслух.

На удивление быстро на ухабистой дороге воцарилась тишина, все признаки жизни замерли, и даже свет звезд не нарушал темноты. Но Роза видела, что зашторенные окна гостиной по-прежнему светятся, значит, лампы в гостиной горели как обычно; когда она неспешно вернулась в дом, до нее донеслось тиканье часов. Судя по стрелкам на циферблате, после полуночи прошло всего десять минут.

Надо было решить, как поступить с мокрой одеждой, но Роза сочла, что это подождет до утра. Утром ей все равно придется собирать вещи, готовясь к отъезду в Лондон, – таков был первый шаг, который она наметила. Каков будет следующий, предсказать было невозможно.

Niemandswasser [4]

Вскоре после трех часов ночи, когда сентябрьский воздух был пропитан легкой изморосью, молодой князь Альбрехт фон Аллендорф, которого близкие обычно называли Эльмо, ибо считали, что внутри у него бушует пламя, проник в Зоологический сад со стороны Лихтенштейналле. Перепрыгнув через запертые ворота, он направился на берег большого озера, которое простиралось слева, и там, в полной темноте, совершил попытку застрелиться.

В течение предшествующего часа Эльмо брел, отнюдь не быстро и уверенно, ибо не имел привычки передвигаться пешком, из Шенеберга, где в маленькой комнате с низким потолком, давно уже служившей им местом свиданий, поперек широкой кровати лежала Эльвира Швальбе в шелковой ночной сорочке. Она не радовалась тому, что избавилась от Эльмо – на этот раз, несомненно, навсегда, и не скорбела по поводу его утраты; несомненно, она не была мертва, что, учитывая силу страсти Эльмо, не могло не удивлять; но и назвать ее в полной мере живой было бы несправедливо. Главным следствием произошедшего стал почти полный паралич воли и чувств, овладевший Эльвирой. Хотя женщина страшно замерзла, в течение нескольких часов она не сделала ни единого движения. Лишь в середине дня ей удалось стряхнуть с себя оцепенение. Встав с кровати, она провела немало времени, укладывая свои прекрасные волосы в прическу, затем надела платье из тафты в широкую (очень широкую) серую и белую полосу, заперла любовное гнездышко, дабы более его не отпирать, и пошла в кондитерскую на углу. Там она съела значительно больше пирожных и выпила больше кофе, чем позволяла себе обычно. Несмотря на это, она по-прежнему чувствовала себя голодной, так что пришлось заказать омлет. Счастливая, невероятно счастливая Эльвира, обновленная, обретшая силу, ставшая еще привлекательнее благодаря перенесенному страданию; она вновь была свободна, и перед ней расстилался мир, полный заманчивых возможностей. So endet alles.[5] Позднее, улучив момент, она бросила ключи от комнаты в Шпрее.

Эльмо, молодой князь, был лишь сравнительно молод; у него имелось четыре старших брата, и все они выглядели старше своих лет. Все они избрали военную карьеру, в которой преуспели, причем отнюдь не только благодаря блестящим связям. Время, свободное от парадов и маневров, они проводили на курсах и лекциях или же за чтением военных книг. Все они были женаты, причем их супруги соответствовали им по социальному положению, все имели детей, причем никто не ограничивался одним отпрыском, и во всех семьях преобладали мальчики. Несмотря на обязанности службы, по крайней мере, один из братьев Аллендорф неизменно сопутствовал престарелому отцу, помогая ему в делах и удовольствиях, главнейшим из которых большую часть года являлась охота. Таким образом братья по очереди овладевали искусством управления государством, что, разумеется, было особенно важно для старшего.