Холодная рука в моей руке - [11]

Она стояла, готовая выполнять мои желания.

Я заметил, что платье тоже промокло, по крайней мере местами, но предложить ей снять его у меня не хватило смелости.

Наконец Мадонна открыла рот.

– С чего ты хочешь начать? – спросила она.

Голос ее был так прекрасен, вопрос, который она задала, – так искусителен, что внутренние мои тормоза мгновенно сдали и я сжал ее в объятиях. Никогда прежде я не обнимал женщину, так что можете себе представить, что́ я в этот момент испытал.

Она никак не откликнулась на мои прикосновения, и я решил, что сделал что-то не так. Учитывая мою абсолютную неопытность, в этом не было ничего удивительного.

Но помимо моих действий, не так пошло еще кое-что. Как я уже сказал, я впервые держал в объятиях полуобнаженную женщину, хотя сам был полностью одет. Так вот, коснувшись ее тела, я внезапно ощутил разочарование. Это было настоящим шоком, тяжелым шоком, неизбежным всякий раз, когда фантазии уступают место реальности. Внезапно все происходящее стало напоминать дурной сон.

Разжав руки, я отступил на шаг и пробормотал:

– Простите.

Она улыбнулась своей ласковой улыбкой.

– Как тебе будет угодно.

Она держалась очень мило, но все мои чувства к ней внезапно улетучились. Вы сами знаете, порой сущий пустяк способен остудить пыл нашего желания, впрочем, если подобное происходит, значит, это не такой уж пустяк. Не исключено, столь резкое охлаждение было следствием моей абсолютной неподготовленности. Вы уже поняли, по части отношений с женщинами я был до крайности отсталым молодым человеком, и, возможно, причина, по которой все внезапно разладилось, заключалась именно в этом.

А может, все дело было в фокусах с мечами, которые она показывала. У ее организма имелась какая-то странная особенность, а может, тот тип в синем свитере ее гипнотизировал или что-то в этом роде.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – шепнула она, потупившись и глядя на потертый ковер на полу.

Нельзя быть таким дураком, сказал я себе. Нельзя столь откровенно выказывать свою неопытность.

– Сними платье, оно мокрое, – произнес я. – Забирайся в кровать, согрейся.

Она беспрекословно выполнила распоряжение – выскользнула из своей блестящей чешуи, сбросила сексуальные туфли, стянула чулки в сеточку. Передо мной стояла моя первая женщина, но в комнате было так темно, что я практически ее не видел. Мысль о том, чтобы заниматься любовью при свете тусклой лампочки, внушала мне отвращение; электричество сделало бы мою жалкую каморку еще более жалкой.

Мадонна послушно забралась в постель, и я тут же присоединился к ней.

Да, она была очень послушна, она делала в точности то, что я говорил, как и обещал мужчина в синем свитере. Однако я по-прежнему ощущал разочарование. Тело ее казалось мне недостаточно привлекательным, оно было слишком бледным – пожалуй, здесь можно будет употребить даже слово «дряблым» – и уж точно не походило на соблазнительные женские тела, которые я рисовал в своих фантазиях. Тем не менее она предоставляла мне возможность первого опыта, возможность, которую я так ждал. Одно я могу сказать точно: с первой до последней минуты девушка не произнесла ни одного лишнего слова. Впоследствии мне пришлось узнать, что так бывает далеко не всегда.

Но все шло совершенно не так, как надо. Например, мы почему-то пропустили прелюдию, состоящую из ласк и поцелуев. Я был до краев полон романтических бредней, однако сознавал, что Мадонна, несмотря на ее пленительную улыбку, мягкий голос и все те милые слова, которые она говорила, вряд ли сможет действовать в романтическом ключе. Она была слишком доступна и не затрагивала лучших струн моей души. Впечатление было такое, словно я просто получаю новую информацию, несомненно важную, но при этом ничуть не затрагивающую мои эмоции. Такое в жизни случается нередко, но, согласитесь, ужасно, когда подобное равнодушие возникает в ситуации, о которой идет речь. Тем более, ведь совсем недавно чувства переполняли меня до краев.

– Давай просыпайся! – сердито буркнул я.

Это было несправедливо – девушка вовсе не казалась сонной. Но, повторяю, я был разочарован, и разочарование мое казалось тем более горьким, что я не мог понять его причину. Я чувствовал лишь – все, что наполняет мою жизнь, поставлено под угрозу.

Мадонна негромко застонала.

Отбросив смятые простыни, я придвинулся к ней. Она распласталась рядом, вся серая – или же казавшаяся таковой в тусклом вечернем свете. Даже волосы ее были бесцветными, точнее практически невидимыми.

Тут я сделал то, что, полагаю, оказалось серьезной ошибкой. Крепко сжал обеими руками ее левое запястье и попытался подтащить ее поближе, так, чтобы тела наши тесно соприкасались. Я собирался покрыть ей поцелуями шею и грудь – если она, конечно, достаточно меня распалит. Каковыми бы ни были мои намерения, я причинил ей боль, а делать этого не следовало. Разумеется, ничего особенно ужасного в этом не было. Думаю, вы согласитесь со мной, люди часто причиняют друг другу боль в подобных обстоятельствах.

Но то, что произошло между нами в тот вечер, обернулось настоящим кошмаром. Это было так ужасно и так просто, что, когда я об этом рассказываю, никто мне обычно не верит. Я, разочарованный и раздраженный, резко потянул Мадонну за руку. Она придвинулась ко мне и тут же, издав сдавленный стон, подалась назад. Я по-прежнему сжимал ее запястье обеими руками и не сразу осознал, что произошло. Произошло же вот что: я оторвал ей левую руку.