Холодная песня прилива - [10]

— А если мне понадобится разыскать тебя?

— С какой стати меня искать?

Он понятия не имел о моих чувствах, о том, что я переживаю. В ту пору я и сама толком этого не понимала. Мне просто трудно было смириться с тем, что придется обходиться без него.

— Вдруг что-то случится? — настаивала я.

— Ничего не случится. — Он явно терял терпение. — Все будет хорошо, поверь мне. Ничего не случится. Когда у меня все будет готово, когда я со всем разгребусь, я тебе позвоню, и мы сможем где-нибудь встретиться. Договорились?

Прошло пять месяцев, даже больше. Все это время я не расставалась с телефоном, следила, чтобы он был всегда заряжен, и никогда не звонила по нему. Никогда.

Неуклюжим пьяным движением я забросила телефон на деревянную полку за диваном. Смысл-то сидеть тут, вздыхая о Дилане? Где бы он сейчас ни был, вряд ли он вспоминает обо мне.

Туалет, который я только с утра вычистила, переполнился и засорился. Речные жители никогда бы не оставили его в таком виде. Мне стало вдруг одиноко и грустно. Зря я не приветила Бена. Было бы лучше, если бы кто-то остался на ночь. Пусть не Дилан, но хоть кто-то.

Я выключила свет и забралась в постель.

Ночью мне снился телефон, тот самый, дилановский. Во сне он звонил, имя ГАРЛАНД вспыхивало на дисплее, чтобы я поверила: это он, точно он, позвонил наконец, но, сколько бы я ни нажимала во сне на зеленую кнопочку, ничего не получалось. Бо́льшую часть ночи я полуспала-полубредила, то и дело открывая глаза, и видела над головой чернильную черноту. Затем в мой сон проник Бен. Проник и лег со мной рядом.

— Насчет звезд ты соврала, — упрекнул меня он.

Я поглядела в люк — и правда полно звезд, да таких ярких, что они сливались друг с другом, сияние окружало нас со всех сторон. Тут я раскрыла глаза уже наяву и опять не увидела ничего, кроме темноты. Звездочки кое-где мерцали, но совсем слабо.

«Так всегда, стоит мне перебрать», — сердито думала я.

Пришлось просыпаться: срочно потребовалось в туалет. Мой, вспомнила я, засорился, а в санузел на пристани я посреди ночи не пойду. Решив так, я залезла в кладовку на носу и отыскала там ведро, в котором обычно мешала клей. Ведро оказалось чистым — уже приятно. Я воспользовалась им, потом задвинула ведро в ванную и вернулась в постель.

Сколько-то еще я полежала, прислушиваясь к плеску воды о корпус судна. Начинался отлив. Скоро моя баржа опустится в ил и будет лежать тихо-тихо, а там уже и до рассвета недалеко. Помимо плеска воды, слышался еще какой-то звук. Сначала отдаленное негромкое постукивание, словно судно носом цепляло понтон, или как будто кранец приподнимался и хлопал по борту. Поначалу на этот звук можно было и вовсе не обращать внимания, но он повторялся вновь и вновь, назойливый, ритмичный.

Легкое постукивание сделалось настойчивее и громче. То что-то мягко шлепалось о борт, то скреблось. Я вновь проснулась и лежала, прислушиваясь к этому звуку, пытаясь понять, откуда он идет. Словно что-то попало между судном и понтоном, прямо за бортом моей спальни. А раз прилив отступает, оно уже не уплывет с ним, так и будет стучать, пока судно всем корпусом не опустится в ил. Этого еще долго ждать.

С тяжким вздохом я села в постели, прислушалась. Да, с каждым движением реки, когда вода поднимается и опускается, в такт этому движению — пум-пум-пум. Что там такое возле моей лодки, что-то большое, если так стучит? Пластиковый контейнер приплыл или что-то в этом роде?

Зябко вздрагивая, я натянула в темноте джинсы, прихватила свитер из стопки предназначенного в стирку белья. К утру стало холодно, печь давно прогорела. Сразу за дверью в кладовке меня ждал фонарь — здоровенный, с ручкой в виде резиновой дубинки. Переезжая сюда, я запаслась и маленьким фонариком, но уже через неделю упустила его за борт и так и не смогла выудить. Один из первых советов, полученных мной от Малькольма, гласил: «Привязывай поплавки ко всему, чем дорожишь».

Я поднялась в рубку, стуча зубами. Прямо-таки примораживало, небо было еще совсем серое. Я сунула ноги в кеды, оставшиеся на ночь у штурвала, они набрались холода и сырости, но все лучше, чем босиком шлепать по мокрым сходням.

Нигде никого не видать. На всех лодках — тишина, темнота, те, что ближе к понтону, все еще слегка колышутся, а те, что у берега, уже плотно сидят в грязи.

К моему удивлению, со стороны парковки донесся какой-то звук. Кажется, захлопнулась дверца. Потом заработал двигатель, чиркнули шины по гравию, и замелькал темный силуэт автомобиля, выезжающего с парковки. Замаскировался-то как: ни задних огней не включил, ни передних фар. Чего это он шифруется? И почему не загорелись фонари на парковке? Там же установлены датчики движения. Кто-то жаловался Кэму, дескать, луч бьет прямо в иллюминатор, а свет загорается даже оттого, что лисы пробегают через парковку к мусорным ящикам. И решение было найдено: помойку сдвинули в сторону. Но уж на человека-то датчики должны были сработать?

Тишина, легонько ударяет вода в борт. Затихло и движение на автомобильном мосту. И вот оно снова: негромкий стук, теперь еще и с плеском, как будто через это — что бы оно ни было — перекатывается волна. Оно большое, судя по звуку. Я прошла вдоль левого планшира, хватаясь для упора за стенки каюты. Меня все еще немного качало от вчерашнего пива, а вкрадчивое колыхание лодки вызывало тошноту.