Холодная ночь, пылкий влюбленный - [48]

Ее голос слегка дрожал. Она вспомнила, как он обвинял ее во лжи, когда она пришла к нему в салун в Виспер-Вэлли. Когда она сказала ему про ребенка. При воспоминании об этом ей все еще было больно.

Куинн, казалось, угадал ее мысли.

— Ты меня не так поняла. Я думаю, ты не допускаешь и мысли о том, что это имеет для тебя значение. Тебя задевает, что я сразу не вспомнил о том, что произошло той ночью.

Куинн был абсолютно прав. Это имело для нее значение. Она почувствовала себя ничтожной, ничего не значащей. Ночь, такую важную для нее, Куинн Лесситер с легкостью забыл.

— Теперь это не важно, — повторила она.

— Если это тебя задело, значит, это чертовски важно. — Куинн нахмурился, подошел к ней и подвел к стулу. — Садись! И слушай.

Она смотрела на него, удивленная серьезностью его тона.

— Я слушаю.

— Я неплохо разбираюсь в женщинах.

Вспоминая о том, как он дразнил ее и мучил, как испытывал наслаждение в ту ночь, она подняла брови, а он усмехнулся.

— Хорошо, я знаю о них кое-что, — признал он и увидел в ее глазах веселые искорки.

— Я заметила, — сказала Мора, снова не подумав, и ее лицо вспыхнуло. Он протянул руку и погладил ее по щеке, но потом его рука упала, словно он мысленно призвал ее к порядку.

— Я имел в виду, что знаю насчет того, как ухаживать, как разговаривать с женщиной, не задевая ее чувств. Я никогда ни с кем не был слишком долго. Если не считать Серину.

Серина! Мора ждала, наблюдая за его лицом, и радовалась, что он не догадывается, как ее сердце трепещет в груди.

— Ну? — подталкивала она его к продолжению.

Но вместо этого Куинн просто снова пожал плечами и взъерошил пятерней свои волосы.

— Серина… Впрочем, это не имеет значения.

Мора с бьющимся сердцем спрашивала себя, были ли они любовниками с Сериной. Или только друзьями? Она не могла забыть выражения лица блондинки, когда Куинн представил ей Мору как свою жену.

— Дело в том, — продолжал Куинн, — что я и вправду не мастак ухаживать за женщинами, а о браке знаю и того меньше. Даже о таком браке, как у нас. Но…

Куинн быстро подошел к стойке у плиты, взял миску с персиками и понес к столу, а потом уселся на стул напротив Моры. В тишине, повисшей в комнате после сказанных им слов, были слышны громкие трели жаворонка за окном.

— Когда-нибудь я тебе расскажу, — сказал Куинн, — про мужчину, который не знал, как надо обращаться с женой. Он ее бил, пренебрегал ею, а потом стал причиной ее смерти…

— Кто он? — тихо спросила Мора. Его лицо стало пепельно-серым, когда Куинн снова заговорил, и она увидела, какую жгучую боль вызывают у него эти воспоминания.

— Мой отец.

Мора не знала, что сказать. В ее голове теснилась дюжина вопросов, которые она хотела задать, но глаза Куинна приобрели уже знакомое выражение, то самое, которое она увидела той незабываемой ночью в гостинице Дунканов, и она могла думать сейчас только о том, как унять боль Куинна, успокоить его, избавить от странного, ужасного одиночества, поселившегося в душе у этого сильного человека.

— Мне очень жаль. — Она подалась к нему через стол и нежно коснулась его руки.

Куинн мгновение изучал лицо Моры, потом отдернул свою руку, словно ее пальцы обжигали ему кожу.

— Это произошло давным-давно, — холодно сказал он, и разговор оборвался. Куинн встал из-за стола, сходил за кофейником и налил им кофе. Жаворонок, должно быть, улетел, потому что теперь за окном стояла глубокая тишина. Тишина пустоты и бесконечного одиночества. — Дело в том, что я всегда боялся стать похожим на отца. Боялся стать хулиганом, бандитом или мужчиной, который не заботится о своей семье, особенно о своей жене. Что-то вроде этого я говорил тебе в Виспер-Вэлли. Я хочу и буду заботиться о тебе. О ребенке и о тебе. Но не жди… большего.

Большего. Под этим словом он подразумевал любовь, постоянство. Тем самым он говорил ей, чтобы она не надеялась видеть его всегда рядом. Что ей придется жить в одиночестве. Сердце Моры перевернулось. Она не знала почему. Ведь она не любит его, едва его знает.

— Я понимаю, — ответила Мора и проглотила кусочек яичницы, подцепив его вилкой. Никакого вкуса она не почувствовала.

— Понимаешь? — Голос Куинна прозвучал сурово. — Если ты от меня хочешь, Мора, чего-то такого, чего я не могу тебе дать, ты будешь задета, тебе будет больно, но я тебя предупредил.

— Не волнуйся, — поторопилась она его успокоить. — Я хочу того же, что и ты. Мне нужен только хороший дом для ребенка. И… независимость. Самостоятельность, Куинн. Поверь, после стольких лет жизни с Джаддом и Хоумером меньше всего мне хочется, чтобы кто-то постоянно вмешивался в мою жизнь, указывал, что надо делать и как поступать. — Она встретила пристальный взгляд ледяных серых глаз и вздернула подбородок. — Может быть, мы могли бы стать партнерами…

— Партнерами?

— Да. И это было бы условием, одним из условий нашей сделки. — Она подалась вперед. — Партнеры по устройству ранчо, партнеры по воспитанию ребенка. Как думаешь, Куинн, ты мог бы пойти на это?

— Я никогда еще не был партнером женщины! До сих пор, во всяком случае.

— Хорошо, если тебе от этого станет легче, я скажу, что и у меня никогда не было партнеров или даже друзей, никогда в жизни. Мои братья не допустили бы ничего подобного.