Хокин - [9]

И Дрейгер за секунду мог включить все это и выключить.

Хокин презирал этого ублюдка. Ему претило, что кто-то вроде Дрейгера нуждался в ангельской защите. Но Хок первый в очереди на убийство этого урода, как только исчезнет необходимость его защищать. Ангелам запрещено убивать людей, какими бы злыми они не были, но изредка на это можно получить разрешение, и Хокин собирался его добиться, чтобы избавить планету от Джейсона Дрейгера, чего бы это ему ни стоило.

Удовлетворенный тем, что Дрейгер занят работой, Хок переместился в первое потайное место — старый подвал на заброшенной ферме. Там оказался лишь грязный матрас, пятна крови и отвратительные инструменты, которые Джейсон использовал для своего ужасного хобби. То же самое ждало его в доме Дрейгера, в сарае на территории собственности брата Бена, за которой присматривал Джейсон, пока тот был заграницей по контракту с нефтяной компанией, и в пещере, скрытой в чаще национального заповедника Маунт Худ. Странно было то, что в пещере не было матраса и тех жутких инструментов для пыток. Только молоток, ржавая ручная пила, топор и несколько катушек с веревками лежали на полу пещеры, не вызвав ничего подозрительного у тех, кто наткнулся бы на это место.

Что ж, дерьмо. Хок знал только эти места.

Где она? Что с ней уже сделал Дрейгер? И что Хокин будет делать, когда ее найдет?

Может, существовал способ узнать идет ли жизнь твоего праймори, как запланировано, что значило бы, что Хокин не в глубокой заднице. Вот только ещё это значило и то, что Аврора Мерсер сейчас находилась там, где и должна.

Хоть это хорошие новости для Хокина, для неё — очень и очень плохие.

Глава 4

Внутренности Хокина жгло, пока он расхаживал перед Камнем Призыва — розовый кварц, размером с футбольное поле, расположенный в центре недавно построенной беседки на краю тренировочного центра Мемитимов в Шеул-Гра. Если повезет, то к нему выскочит кто-то из посланников Мемитимов на Небесах, но по опыту Хока, вероятность того, что это произойдет пятьдесят на пятьдесят… и это еще гораздо лучше, чем рассчитывать на встречу с кем-то из Совета Мемитимов. Если они хоть когда-нибудь посещали Шеул-Гра, то Хокину об этом не известно.

Он даст посланнику еще пятнадцать минут и уйдет отсюда.

Услышав шаги за спиной, Хок с облегчением обернулся, но когда видел, там отца в черных брюках и рубашке и со сверкающими изумрудным цветом глазами, сердце Хокина сбежало в пятки.

— Хокин. — От низкого голоса Азагота дрожь страха пробежала по спине. Его отец и в лучшие дни был пугающим, а в последнее время его настроение было таким же черным, как волосы и одежда.

Собравшись с духом, Хокин склонил голову в приветственном жесте.

— Да, господин.

— Я слышал, ты был ранен.

— Да, но всё уже в порядке. — Он указал в сторону оружейного склада, в котором отвечал за инвентарь и обмундирование. — Если вас интересует отчет, который вы просили сделать, то я вчера его вам отправил…

Азагот махнул рукой.

— Он подождет до обеда. — От взгляда Азагота, Хок вспотел, а когда начал ёрзать, Жнец заговорил: — Ты никогда не рассказывал мне о своем детстве.

Хок сглотнул, вспомнив, что Дариен рассказывал, будто Азагот задавал странные личные вопросы.

— Нет, господин, не рассказывал.

— Расскажи.

— Я, правда, не думаю, что это важно…

Ветерок стал холодным, как и голос Азагота, и Хокин едва удержался, чтобы не вздрогнуть.

— Если бы это не было важно, спрашивал бы я тогда?

Хокин проигнорировал риторический вопрос.

— Мое детство не отличается от детства любого другого Мемитима. — За исключением Сюзанны, которая вела совершенно очаровательный образ жизни, пока первый наставник Мемитим не выдернул её из человеческого мира. — Оно было хреновым.

Когда Азагот вздернул бровь, Хокин понял, что туманным объяснением не обойдется. Отец хотел подробностей, и только полный придурок не даст Азаготу того, что он желает.

— Я вырос в рабочем доме в Лондоне. Люди, которые там работали, сказали, что меня младенцем подкинули к двери.

— Тебя никто не усыновил?

Хокин рассмеялся.

— Усыновленных и удочеренных детей частенько использовали в качестве рабов или мелких подмастерий.

— К детям, что жили в рабочих домах и приютах относились же не лучше, нет?

Не лучше. Черт возьми, зачем они об этом разговаривают? Хок неохотно ответил на вопрос отца, прежде чем тот начал терять терпение. Потерявший терпение Азагот — пугающий Азагот. Как и терпеливый Азагот.

— Как только у нас появлялась возможность, мы вынуждены были платить за заботу о нас. Мы зарабатывали деньги всеми возможными способами. Просили милостыню, воровали, выполняли странные поручения, занимались проституцией.

Выражение лица Азагота не изменилось, вот только теперь Хок ощущал, как в том бурлит ярость. Но почему? Насколько Хок знал, Азагот плевать хотел на детство своих детей. Он всегда говорил, что имеет значение лишь настоящее. Они росли в той среде, что сделала их воинами. Все это было ради большего блага и всей стандартной болтовни.

— Были ли времена, когда все было не так плохо? Когда ты был счастлив?

Счастлив? Черт возьми, Азагот с ним шутит?

Воспоминания, которые долгое время были похоронены глубоко внутри, потоком вырвались наружу с гневом. Ощущение ненужности. В то время Хокин считал себя человеком, и думал, что, наверное, его человеческие родители были настолько бедны, что им просто пришлось от него отказаться. Теперь же, зная, что его родители были более могущественными, чем можно представить, и намеренно оставили его в дерьмовой ситуации, Хок злился еще сильнее. Да, он знал, почему они так поступили. Он всегда умел скрывать эмоции, но сейчас больше не мог отрицать, что эта ярость и боль, кипели веками.