Хофманн - [7]

Эдвард прикрыл глаза.

— Можешь верить или не верить, но мы с Марджи в последнее время стали друг друга прекрасно понимать. — Он вздохнул. — Быть может, потому, что дети уже выросли.

— Скотти уже устроился на работу?

— Да, слава Богу. Две недели назад он получил место ассистента в Королевском колледже. Хочет стать сельским врачом и обязательно где-нибудь близ Борнмута. Ну, ему видней… Нет, с семьей все превосходно. Мы с Марджи в сентябре собираемся на три недели на юг Франции.

— В тот старый загородный дом, где вы уже однажды были?

— Точно! Но ты, все-таки, прав. И я не назвал бы это неприятностями. Скорее всего, это недоразумение или сомнения.

— Это ты и сомнения?

— Ну да, я никак не могу понять…

— Что именно?

— Ах, да, конечно. Извини. Подвинься ближе.

Винсент наклонился к нему, и Эдвард понизил голос.

— Примерно неделю назад наш сотрудник в Москве сообщил странную вещь. Бридл получил информацию, что из Москвы сюда вылетел гэдээровский агент. А за ним следит агент КГБ.

— Ну и что?

— Вот это-то и смущает: мы никак не можем понять — что бы это могло значить? Когда из Москвы приезжает гэдээровский агент, то КГБ за ним не следит. Мы зарегистрировали прибытие обоих, у нас есть их фотографии, но Хофманн — так зовут этого агента Штази — ведет себя как турист. Осматривает достопримечательности и так далее. А Мартоковский — из КГБ — ходит за ним, как собачонка. Мой нюх мне подсказывает, что здесь что-то не так, но что? Вот это меня и беспокоит.

— Тебя обычно так просто с толку не собьешь. На них разве нет досье? Или чего-нибудь, за что можно зацепиться?

— Есть, есть. Это не проблема. Мы установили за ними наблюдение. Хофманн живет в «Айвенго», а Мартоковский напротив, в «Кенилворте».

— Это возле Британского музея? А разве «Айвенго» не на ремонте?

— Было, но теперь опять открыто. Можно сказать, что мы контролируем ситуацию, если бы я знал, о чем вообще идет речь.

Эдвард выпрямился и отхлебнул глоток джина. И тут ему на плечо опустилась тяжелая рука.

— На этот раз ты не уйдешь, старый кутила!

Эдвард поднялся рывком, сунул руку в карман, состроил шутливо-зверскую физиономию и зашипел сквозь стиснутые зубы:

— У тебя нет шансов, брось!

Оба секунду постояли, глядя набычившись друг на друга, потом расхохотались и крепко обнялись. Винсент с улыбкой наблюдал за этой шутливой, дружеской сценой. Показав на третий свободный стул возле их столика, Эдвард сел:

— Садись, Шин. Ты должен с нами выпить! Сколько времени мы не виделись? Года полтора?

Шин Трейси, владелец «Королевского вяза», принес себе ирландский виски и присел к столу. Винсент с легкой улыбкой наблюдал за ним. Он знал, что Трейси тоже ирландец, служил в ирландской армейской авиации, на год старше Эдварда, но родился с ним в один день, 22 октября. Он даже с удовольствием прочел книги Трейси, которые ему как-то одолжил брат: «Запах разбитого стекла» и «Шэйн Скелли и Мэнни Уогстаф». Сейчас они с Эдвардом принялись горячо обсуждать достоинства и недостатки дома, который Эдвард купил в Ирландии. Мысли Винсента потекли в другую сторону. Слава Богу, что Эдвард не спросил его о Патриции. Хотя он все равно рано или поздно узнает. Боже мой, ведь их мать, истовая католичка, своими постоянными инвективами вдалбливала им, что развод — это грех. Но это не помогло. Им с Патрицией просто уже нечего сказать друг другу. Так, по крайней мере, считает он. Патриция же думает, что он просто спятил и надеется, что Винсент когда-нибудь снова станет, как она выражается, нормальным. Но он тверд. Она его просто не понимает. Пытается выдать все за возрастной кризис и взъерошивает его пышную шевелюру. Надо внести ясность в отношения, подумал он, и решил на следующей неделе разыскать Джеймса, школьного товарища и отличного адвоката. Он взглянул на часы. Мой Бог, он совсем забыл. Сегодня, во второй половине дня, приезжает его друг Пьер, и он обещал встретить его в аэропорту Хитроу. Он поспешно извинился перед Эдвардом, на секунду прервавшим свои яростные дебаты с Трейси, и быстро вышел из ресторана.

* * *

Джек Бринэм нервничал. У него был хороший план, но он питал определенное уважение, скорее даже испытывал страх перед своим партнером по переговорам, хотя и не признавался в этом самому себе. Он уже два раза общался с Готтлибом Майером и, хотя сам был профессионалом, все чувствовал себя неуверенно — от этого человека исходил леденящий холод. Он посмотрел на часы — пора. Выйдя из своего номера в гостинице «Айвенго», он прошел по коридору, спустился в лифте в вестибюль и быстро покинул гостиницу. Он не обратил внимания на высокого человека в солнцезащитных очках и с темно-коричневым шнауцером на поводке, следовавшем за ним, соблюдая должную дистанцию. Быстро пройдя по Грейт-Рассел-Стрит, Бринэм по ступенькам сбежал к станции метро «Тоттенхэм-Корт-Роуд». Тугой, дующий порывами поток воздуха, обычный для станций метрополитена, ударил в лицо. Этот ветер нес пыль и мельчайшую копоть, от которой к вечеру любая рубашка принимала такой вид, будто ее носили неделю. Хаотичная суета протискивающихся и толкающихся пассажиров, напоминающая муравьиную хлопотливость, усиливалась грохотом прибывающих и уносящихся в глубь туннелей поездов. Трубы туннелей, выложенные кафелем или просто бетонные, заляпанные плакатами и надписями краской, отражали эхо сотен шагов, умножая его. Бринэм вскочил в готовые закрыться двери вагона поезда, идущего по Северной линии. Он проехал только одну остановку до «Лестер-Сквер», пересел на линию в сторону Пикадилли и вышел на станции «Грин-Парк».