Ходынка - [20]

Шрифт
Интервал

- Тяга этого народа к самоуничтожению очевидна! - вырвал Десницкого из забытья возглас, чрезмерно резкий даже для Дулина.

Но восклицал именно Дулин, и восклицал он, в упор глядя на Десницкого, - совсем как гимназический учитель математики Протасов по кличке "Сыч", любивший криком взорвать сонную одурь урока. Десницкий похолодел: уж не проник ли Дулин в его мысли? Однако, смерив Десницкого взглядом, Дулин отвернулся и продолжил расхаживать по комнате и отражаться в самоваре:

- Об этом говорит и статистика винной торговли, и статистика младенческой смертности, и бесчисленные заметы корреспондентов народной жизни. Что ж, таков ответ народа на неслыханное ограбление, на препохабнейшее "освобождение", так сказать, народа без земли, "освобождение" его от земли, да и от самой жизни. Но такого ли ответа ждет от него история? Скажите, товарищи! Скажите... - продолжая держать в кармане левую руку, Дулин обвел собрание правой рукой.

Ответить никто не решился.

- Нет, не такого - сам себе ответил Дулин. Он сунул большие пальцы за края жилета, шевельнул ладонями-плавниками, и продолжил расхаживать по комнате.

- Другая омерзительная черта этого народа - его вечное детство. И детство его паче пьянства. Русский народ насильственно удерживают в детстве! Не дав земли, ему не дали своего хозяйства, сиречь оставили в вечных работниках-захребетниках: за хозяина завалюсь - ничего не боюсь! Фабричный же пролетариат, единственно способный увидеть последнюю черту, к которой подводит его капитал, пребывает в ужасающе ничтожном количестве. Но и этот пролетариат придворная камарилья не мытьем так катаньем низводит на положение детей. Вот, пожалуйста: взгляните на те гаденькие пестрые тряпки-склянки, которыми коронованный прохвост обвешал нынче всю Москву. Ну как же! Он ведь батюшка! Он о детях радеет! Пусть его агукает, да пузыри от счастья пускает! А тот и горазд пускать свои дикарские пузыри... Порфироносный архипрохвост еще и подарочки с конфектами деткам своим приготовил! Доходит ли до вас вся чудовищность августейшего коварства?

Джугаев допил чай, шумно крякнул и, стерев пот со лба, - узкой белой полоски в зарослях черной как смоль шерсти, - тут же принялся наливать себе второй стакан.

- Есть мол, на свете скатерть-самобранка - значит, есть и другие чудеса - продолжал Дулин. - А раз есть чудеса, есть и боженька! А раз есть боженька, значит, царь - его помазанник, ибо несть власти, аще не от Бога! О, канальи! - Дулин воздел к потолку сжатые кулаки и потряс ими. - Товарищи! Народу не дают повзрослеть, стать гражданами своего отечества, взять собственную судьбу в свои руки. И в этой обстановке Центральный комитет решил пойти на чрезвычайные меры! Товарищи! Нынешняя так званная коронация дает нам небывалые возможности! Путь страданий, лежащий перед народом, можно и нужно сократить! И притом изрядно! Народ должен отвыкнуть от детства и влиться в семью европейских народов! Выхода, товарищи, нет! Либо русский мужик отвыкнет от детства и станет ответственным гражданином, либо он останется с соской во рту и чрез сию соску сопьется окончательно и навсегда, чем вычеркнет себя из семьи европейских народов! Tertium non datur![17] На подлинный смысл этой коронации и самодержавия вообще народу надо указать действенным примером! Ткнуть русского мужика харей в его филистерское отражение надо тоже! А сделать это придется сурово, но справедливо!

Джугаев звучно хрустнул очередным куском сахара. Бельский сморщился и потер челюсть.

- Нельзя ли потише? - не выдержала Ольга. Голос ее, впрочем, прозвучал не столько раздраженно, сколь кокетливо.

Джугаев поднял голову и удивленно взглянул на нее.

- Да-да, я вам говорю - произнесла Ольга. Она сняла очки и посмотрела прямо в фаюмские глаза Джугаева. Улыбка, заигравшая было на лице девушки, начала угасать.

- Бирыс! - ответил Джугаев. - Мочёлка сопливая.

- Что-о-о? - воскликнула Ольга. Лицо ее мгновенно покрылось крупными багровыми пятнами. Беспомощно оглянувшись, Ольга остановила взгляд на Дулине.

- Ах ты ж, мочёлка! - сказал Джугаев. Он сгреб оставшийся на тарелке сахар и швырнул его Ольге в лицо.

Все сидевшие, за исключением Джугаева, вскочили со стульев.

- Джугаев! Я ведь уже говорил вам! - крикнул Палачев-Монахов. - Что вы себе позволяете!

- Стыдитесь! - крикнул Дулин.

В комнате воцарилась тишина. Спрятав лицо в ладонях, Ольга беззвучно плакала.

- Стыдитесь! - повторил Дулин. - Так-то вы понимаете свой долг перед народом! А известно ли вам, какие университеты прошел ваш товарищ? Не известно! Стыдитесь! И подумайте хорошенько на досуге, где вы получили свой румянец во всю щеку и свою боярскую, да-да, боярскую стать! И в каких трущобах, в каких эргастериях и казематах был выкраден румянец для ваших щечек, образованная барышня! Об этом тоже подумайте! Об этом давно было пора подумать! Раньше, чем вы принялись заигрывать с народом-с!

Ольга всхлипнула в последний раз, судорожно вздохнула и умолкла. Джугаев залпом выпил второй стакан заварки с кипятком и высморкался.

 "Ничего... молодая еще..." - краем уха выловил Десницкий из шепота "пятерочников". Чьи-то руки потянулись к кранику самовара. Рукав с пуговицей почтового ведомства метнулся к рассыпанному на полу сахару. Хлопнула пробка сидра.


Рекомендуем почитать
Так велела царица

Как безумная, металась по своей убогой избушке крестьянка, испуганная словами сына. Она то хватала посуду и без всякой цели расставляла ее, то подбегала к своим сыновьям, обняв их, прижимала к себе, шепча молитвы. Слезы отчаяния лились из ее глаз. Девятилетний Ванюша тоже горько плакал, глядя на мать. Лишь Мартын угрюмо хмурил свои темные брови и крепко сжимал свои еще детские руки…


Яик – светлая река

Хамза Есенжанов – автор многих рассказов, повестей и романов. Его наиболее значительным произведением является роман «Яик – светлая река». Это большое эпическое полотно о становлении советской власти в Казахстане. Есенжанов, современник этих событий, использовал в романе много исторических документов и фактов. Прототипы героев его романа – реальные лица. Автор прослеживает зарождение революционного движения в самых низах народа – казахских аулах, кочевьях, зимовьях; показывает рост самосознания бывших кочевников и влияние на них передовых русских и казахских рабочих-большевиков.


Капитан Юнкер, будь он проклят…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ночи Калигулы. Падение в бездну

Император Гай Юлий Цезарь вошёл в историю под детским прозвищем Калигула. Прожил двадцать восемь лет. Правил три года, пять месяцев и восемь дней. Короткое правление, но вот уже две тысячи лет оно вызывает неослабевающий интерес потомков! Калигула — это кровь и жестокость, золотой дождь и бесконечные оргии. Он шёл к власти по трупам. Казнил друзей и врагов, возжелал родную сестру. Устраивал пиршества, каких не знал Древний Рим, известный свободными нравами. Калигула стал самым скандальным правителем за всю историю великой Римской Империи!


Венценосный раб

В романах Евгения Ивановича Маурина разворачивается панорама исторических событий XVIII века. В представленных на страницах двухтомника произведениях рассказывается об удивительной судьбе французской актрисы Аделаиды Гюс, женщины, через призму жизни которой можно проследить за ключевыми событиями того времени.Во второй том вошли романы: «Венценосный раб», «Кровавый пир», «На обломках трона».


Любовь и корона

Роман весьма известного до революции прозаика, историка, публициста Евгения Петровича Карновича (1824 – 1885) рассказывает о дворцовых переворотах 1740 – 1741 годов в России. Главное внимание уделяет автор личности «правительницы» Анны Леопольдов ны, оказавшейся на российском троне после смерти Анны Иоановны.Роман печатается по изданию 1879 года.